Елена Долгова - Отступник

Выглядел план сносно, ренегаты все равно прижимали нас огнем, не давая добраться до конца улицы. Потеря вожака могла их деморализовать, я уступил напарнику в этом вопросе, хотя и неохотно.

— Ладно, начнем.

Под сводами подъезда все сохранилось, будто двадцати с лишним лет не прошло: аккуратные, обитые клеенкой деревянные двери, черные или белые кнопки звонков, только замки в основном оказались изломанными — их не открывали аккуратно отмычкой, а грубо, «с мясом» выворачивали фомкой. Квартира, в которой мы собирались устроить огневые точки, стояла полностью разгромленной и кем-то уже загаженной. Переломанные шкафы рухнули и полегли плашмя. Выцветшие тряпки смешались с черепками разбитой посуды. Остатки обоев срывали специально, они висели бахромой, вместе с тем среди хаоса на самой вершине груды хлама уцелел оранжево-черный эмалированный чайник.

— Зачем все это устроили?

— Деньги под обоями искали.

— На кой черт? Они уже не в обращении.

На балконе по ту сторону улицы появился силуэт в черной куртке, после моего выстрела из «Гадюки» он упал. Лунатик не стрелял и не обнаруживал себя, выжидая, по мне же очень скоро открыли огонь. Пули отскакивали от стены снаружи, иногда попадали в проем распахнутого окна. В окнах соседних комнат еще сохранились стекла, теперь они со звоном разлетались осколками. Через некоторое время бестолковая пальба притихла. Следующего высунувшегося противника я опять подстрелил. Ругань ренегатов была хорошо слышна через улицу. Пули теперь рикошетили совсем близко, из их количества следовало, что у противника скоро закончатся патроны.

Лунатика я не видел, он занял позицию в другой комнате. Ренегаты из окон больше не высовывались, вместо этого спустились во двор и намеревались произвести вылазку. Вскоре человек десять бросились быстрой перебежкой через улицу, одновременно по мне начался огонь с крыши. Момент был самый опасный, я рисковал или получить пулю, или пропустить атакующий отряд в «мертвую зону» под стенами дома. По счастью, моральных дух ренегатов находился в то утро не на высоте, поэтому даже неприцельная стрельба заставила их повернуть или залечь. Факира я так и не заметил, то ли он уже покинул здание, то ли еще где-то выжидал. Лунатик все еще себя не обнаружил, упрямо поджидая цель.

В конце концов «Гадюку» заклинило, и я прекратил стрельбу, ставшую бессмысленной.

В происходящем присутствовало нечто странное. Может быть, это была та легкость, с которой мне до сих пор удавалось удерживать атакующих. Было чересчур тихо — той зыбкой утренней тишиной, на которую в обычных городах и в мирное время не обращаешь внимания. Сейчас тишина усугублялась тем, что Лиманск был мертв, и это безжизненное состояние города проявилось особенно ясно. Где-то чуть слышно похрустывало. Мне поначалу показалось, будто на крыше, но этот легкий неопределенный звук доносился изнутри квартиры.

Когда я понял все, было уже поздно.

Ствол чужого пистолета ткнулся мне в висок.

Факир был здесь — он, заставив своих людей выполнять отвлекающие маневры, сам обошел нас с тыла, использовав неизвестный мне лаз или проход.

Прием был тот же самый, классический, которым мы с Лунатиком когда-то убрали снайпера на «Янтаре», я забыл о такой возможности, и теперь прием использовали против меня очень быстро, жестко и эффективно.

Факир стоял у меня за спиной, заклинившую «Гадюку» перезарядить не оставалось времени, и это было уже второе невезение подряд.

— Сдавайся, — приказал ренегат. — Брось ствол и мордой вниз на пол.

— Зачем? Лучше давай застрели.

— А это слишком просто. Застрелить я тебя всегда успею.

В чудом уцелевшем на стене зеркале я видел отражение Факира. Он был в комбезе, но без шлема и криво ухмылялся своей обычной улыбкой.

Лунатик должен был вмешаться, но он не вмешивался, я не мог больше стоять под прицелом, да и сдаваться не собирался, поэтому резко наклонился, убирая голову с линии огня.

Факир, хоть и не собирался расстреливать меня немедленно, все равно выстрелил. Пуля опалила волосы у меня на затылке и расколола старое зеркало, которое с треском развалилось на большие куски, но я уже развернулся к зеркалу спиной, а лицом к Факиру и от души врезал ему прикладом с разворота в челюсть. Потом для верности — ногой в живот.

Комбез смягчил этот удар, но Факир все же отлетел на несколько шагов. Перезарядить «Гадюку» я не успевал и фактически остался безоружным, но застрелить меня ренегату в этот день так и не повезло.

Вместо этого из глубины комнаты раздался выстрел Лунатика, и Факир рухнул лицом вниз. Кровь из его простреленной головы смешалась с мусором и рваной бумагой на полу. Эпитафии я никакой произносить не стал, кроме ругани.

— Долго ты не вмешивался, — без особого одобрения сказал я своему напарнику.

— Ты представляешь, — ответил он с искренним огорчением, — этот гад меня вырубил.

— Как?

— Из-за твоей стрельбы я ничего не слышал, он зашел со спины и по шее, видимо…

— Надо было шлем носить.

— Задолбал меня твой шлем. Неудобно в нем целиться.

Мы оба были хороши, настолько близко подпустив отморозка, но и Факир сплоховал — его подвело непременное желание взять нас живыми для неспешной расправы.

Ренегаты, которых и так уцелело немного, лишившись главаря, в атаку больше не лезли и отступили в южную сторону, скорее всего намереваясь сбежать из Лиманска через мост. Решение это было глупое и обрекало их на уничтожение приближающимися отрядами всех кланов, но ренегаты свою участь и так, и так заслужили. «Зачищать» их собственными силами я не собирался — некогда было, опасно, да и незачем. На всякий случай мы осмотрели всю квартиру до самой последней кладовки, но ничего полезного там не нашли — не было даже действующего водопровода.

— Пить хочется… — пожаловался Лунатик.

У меня еще была бутылка воды, мы выпили ее пополам. На коммуникаторе болталось отправленное еще полчаса назад каким-то доброжелателем предупреждение о выбросе.

Я нашел более-менее целое кресло, которое не «светилось», упал в него, вцепился в подлокотники…

Ударило через пять минут, и на этот раз колбасило сильно как никогда. Улица за окном поплыла и смазалась. Тогда я перестал смотреть в окно и попытался смотреть на стены. Это не помогло, комната шаталась из стороны в сторону, в глазах высверкивало кровавым, на обычную картинку лезла какая-то посторонняя муть, я снова и снова тонул в радиоактивном канале, умирал в нем и воскресал, чтобы умереть опять. В глазах плясали искры. Кожу жгло, в горле снова пересохло.

Когда я пришел в себя, выброс кончился, Лунатик сидел на полу у стены, перелистывая найденный в куче хлама альбом. Там были фотографии: редко цветные, чаше черно-белые или крашенные в блекло-коричневый цвет, обычные и с кромкой «зубчиком». Подросток на велосипеде, девчонка со скакалкой, парень со странно знакомым лицом, в белом халате и с колбой, зажатой между большим и указательным пальцами.