Вадим Денисов - Стратегия: «Замок Россия». Том 2

— Они будут стрелять, — заявил Капитан. — Это же "Калашников". Почистим, постираем, помажем.

И вдарил длинной немецкой фразой по замершему рядом коллеге, из которой я понял, что румяному воину даден приказ, как-то связанный со словом "искупать" или "намочить".

После того главком Вермахта повернулся к нам, и мы заметили, как изменилось его лицо — ничего себе, сразу получить девять стволов! Это самый настоящий рывок из каменного века в 20-й. Как-никак, но с таким вооружением уже можно держать замок, никакая примитивная банда анклаву уже не страшна.

— Хомбре, это лучший подарок в моей жизни, — просто и искренне признался вояка, — вряд ли когда-нибудь я смогу отдариться так же.

— Забей, на, братан, — великодушно посоветовал Гоблин.

Сомов отжигал, и свет рампы ничуть не слепил его.

А мне опять пришлось переводить. Да чтобы прилично было.

На вооружении анклава состоят лишь длинные, метр восемьдесят, луки английского типа — "longbow" — из тисового дерева, его в этих краях растёт предостаточно, по обоим берегам Волги. "Лонги" немцев похожи на самодельные, тисовые же, луки сербов, но ещё длиннее. Натренироваться на таком "тренажёре" до уровня приемлемой точности стрельбы — адский труд, но они это сделали, практически все мужчины анклава могут сшибить стрелой косулю на дистанции пятьдесят метров. Стрелы из тополя, само собой. Как выяснилось, в анклаве есть этнограф, проработавший многие годы в Якутии, поэтому с изготовлением стрел проблем больших не было, он первым делом сделал традиционные "стрельные" северные струги. Точность боя такие стрелы обеспечат средненькую, но этого хватает для охоты и сдерживания врага на средних же дистанциях. Однако, о каком-то маневренном бою в лесу, как и тактических перемещениях, тут говорить не приходится, такой лучник — воин-стационар. Забирайся на ветки дуба, как товарищ Робин Гуд, и выжидай. Но у противников-то — огнестрел!

Теперь ситуация изменится.

Однако, как говорят в длинных и нудных рекламных роликах про чудо-овощерезки: "Но, и это ещё не всё!"

— Знаете, ребята, а пулемёт мы вам не дадим, — сказав сие, Сомов тут же поднял руку в успокаивающем жесте, ибо немцы быстро забормотали что-то, типа: "Так мы ж без претензий, честноки, что мы, без понятий, что ль…"

— "Максимка" вам в аренду пойдёт, кормовой пулемёт нашего "Дункана", судовое имущество, между прочим. Это модернизированный вариант, горловина широкая, чтобы снегом можно было кожух забивать, — он вытянул ладонь к бургомистру и пояснил, тот же наверняка должен помнить те страшные и славные дни. — После Сталинграда опыт реализовали.

Так, хорош, нужно говоруна перехватывать…

— Ну, и особый подарок вам, от подразделения сталкеров! — я встал и торжественно вручил капитану альпийских стрелков, словно "киндер-сюрприз" ребёнку, гранаты: "эфки" и "эргэшки", по паре.

Всё, Миш, сделали мы дело, вооружили братанов, как могли.

Теперь можно ждать люлей от Сотникова, если что не так.

Пулемёт у Коломийцева реквизировать, пусть даже на время, оказалось не просто. Любой, кто знает нашего капитана, легко может представить, что за словеса полились из его уст в ответ на предложение лишить его крейсер кормового плутонга. А был нужен именно "макс", способный бить длинными очередями. Пришлось уговаривать и обещать, несмотря на то, что Коломийцев и так всё прекрасно понимал. Ну, забрали, в том числе и станину, заботливо захованную в загашник Корнеева.

— Чё сидим, мужчины? — спросил Гоблин, — пошли наверх, поставим "макса" на башню. Водрузим его, геноссе Рольф, и никакая падла на твою поляну в радиусе километра не выйдет без очень низкого поклона.

Пулемёт нести немцы нам не дали. Тут же появились остальные бойцы, похватали оружие, "макса", станок, даже короба с патронами не доверили нести.

Одеты — кто как, какое уж тут единообразие, что нашли в единственной обнаруженной поблизости "локалке", то и носят.

Дежавю.

Оказывается, "дежавюшность" бывает двух типов воздействия, что никак не зависит от содержательности. Не так давно, но ещё в той жизни, приехал я из Нижнего в Городец, на родину, к бабке. И полез на чердак старого дома, давно планировал это седлать, Там хранился некий личный архив: старые школьные и частично более поздние фотографии, мальчики и девочки из прошлого, вещи того времени, объекты давних увлечений — первый собранный своими руками радиоприёмник, старая гитара, моторчик от мопеда, магнитофон "Яуза". В общем, много чего.

Думал, вытащу, и перевезу в городскую квартиру.

Достал, сел там же, на чердаке — а время вокруг меня как будто остановилось, замёрзло, ничего вокруг не напоминает о 21-ом веке, о возрасте, о жизни нынешней… Нахлынули образы, события, картинки, и мне уже было не разобрать, какие из них происходили реально, а какие сгенерированы только что, матрично.

И стало мне плохо. Неожиданно, да? Казалось бы, чего там…

Но ожидаемой нормальной ностальгии — светленькой — не возникло, почему-то возник страх — неужели мне опять придётся переживать всё заново, все обретения и утраты, ошибки малые и крупные? Не хочу! Не хочу в то время! Пусть молод был, пусть весь мир в кармане — не хочу. Шагов назад не хочу. Парадокс — молодое былое напугало меня больше будущего старого. А это неприемлемо.

Слез я с чердака.

Оставил всё на месте и уехал.

Вот и здесь — дежавю.

Ёлки-палки, опять начало! Начало групповой робинзонады. Хотя… Не бывает групповых робинзонад, как не бывает Коллективного Холостяка. У Дефо робинзонада закончилась с появлением Пятницы.

Опять ни хрена у нас нет, всё предстоит добывать, выбивать, вышибать и отбирать, разведывать, натыкаться, зачищать и воевать за новое своё… Да ещё и внешней помощи нет, нет Канала, давайте уж, человеки разумные сами как-то.

Однако же именно сейчас я не ощутил того "городецкого отторжения" — ощутил азарт! А, давай! Ну что же, давай ещё раз, морда твоя Смотрящая! Теперь мы пройдем ещё не пройденную дистанцию куда как проще и умнее, не сбивая ноги и не загоняя лёгкие в спазм от постоянного "успеть бы…"

Азарт у меня! Подходите, гады, кто на новенького!

Русские пришли, помогать будем.

Пока мы пили чаи, пытались связаться с анклавом, и, в манере нищего, хвастливо передающего жалкие дары ещё более нищему, держали зал, немецкие ребята успели выложить по центру верхней площадки донжона тумбу, на которую и встал пулемёт. Красота!

Теперь никто им не страшен, прежде всего — зверь.

— Ну вот, — довольно оглядев огневую точку, заключил Гоблин. — Имеем настоящую крепость.

Замок стоит на южном, левом по течению берегу реки Шпрее. Напротив — действительно неизвестные земли, дороги туда нет. Магистральная грунтовка, до этого места тянущаяся вдоль Волги, возле Берлина круто поворачивает на восток. Там тоже неизвестность, кроме данных о несомненной гадости, появляющейся с этого направления — именно с востока к замку эпизодически приходят отряды "других зусулов". Это не сомалийцы, но, кто точно, немцы сказать не могут, пленных не захвачено. Какие пленные, еле отбиваются. Для того, чтобы преградить проезд автотранспорту — а у налётчиков он имеется, чаще всего это лёгкие джипы, германцы завалили восточную дорогу засекой. Учитывая то, что в распоряжении анклава имеется всего две ножовки и два убитых топора, такая работа заняла очень много времени и сил. При появлении противника немцы поступают просто и, по-своему, эффективно. Основная часть укрывается в крепости, несколько человек сразу уходят в лес. Прятки в лесу — единственный способ борьбы с левобережными неграми, — что сомалийцы, что зусулы, категорически не хотят бродить среди зарослей. И правильно делают, учитывая изобилие хищников. Немцам же ничего другого не остаётся, иначе негры давно бы тут обосновались. Партизанят из кустов, беспокоят пришельцев стрелами, несколько раз подранивали. Отчасти спасет то, что оружие левобережных африканцев в подавляющем большинстве гладкоствольное. Нарезное встречается очень редко.