Андрей Валерьев - Родина

— Дядь Саша! Дай! Ты же видишь, мне плохо. Немножко, а? Дай. ДАЙ, ТЛЯ!

— У меня голова болит, дядь Саша. Очень болит. Ну пожалуйста, дай.

— Ааааа. Ооооо. Я устал. Я домой хочу.

— Ты, млять, врач или где? Ты же клятву давал! Помоги мне.

— Александр Владимирович, — дежурный медбрат с квадратными плечами удивлённо уставился на Дока, — а почему вы ему дозу не даёте?

Дядя Саша почувствовал, как предательски подрагивают его колени, но внешне он остался невозмутим.

— Я его врач. И Я решаю, когда и что ему давать.

Медбрат нахмурился, а Док поспешил добавить.

— Господин Куратор был не доволен тем, что наш подопечный слишком резко идёт в гору. Сделаем перерыв. Пусть в себя придёт. Хоть на недельку.

При слове 'куратор' морщины на лбу медбрата разгладились.

'Ффух! Пронесло!'

— На, держи.

Из конверта выскочила фотокарточка. Лейла. Любимая. Рука, державшая фотографию, предательски ослабла и упала на одеяло. Максим зарыдал. Доктор подобрал упавший снимок, положил его на прикроватную тумбочку, поправил одеяло и ушёл.

'Милый Масик! Со мной всё хорошо. Я вместе с родителями живу далеко. Твои тоже здесь. Больше ничего написать не могу. Люблю тебя, твоя Ляля. P.S. Прощай.'

Это была первая фотография Лейлы, которую видел Максим, на которой она НЕ УЛЫБАЛАСЬ.

ОФО,

Хутор Дубровка,

Октябрь 11 г.

Весь сентябрь и начало октября, после ухода строителей, Дубинин потратил на стратегическое планирование и заживление рёбер. И если с планами на ближайшее будущее всё было более-менее ясно, то здоровье, прямо скажем, подкачало. Мечте съездить в магазин на базе так и не суждено было сбыться. Лошадки хоть и попались смирные и объезженные, но всё равно — не 'Мерседес' на автобане. За это время свояк, при помощи Олега и Славки, умудрился протянуть между всеми постройками хутора ещё один забор. Крепкий и высокий. Хоть и корявый внешне. Стена, связавшая жилые дома, баню, сарай конюшню, тянулась почти на три сотни метров, надёжно укрыв внутренний двор от диких зверей. За непоседливых и шумных детей можно было не волноваться.

Сашка собрал народ и толкнул речь.

— Значицца так. Огороды — это хорошо. Михалыч говорит, по весне наш ручей лососем кишмя кишит. Это тоже хорошо. Закупим бочонков, соли. С рыбой будем. Но. Ни рыбу, ни картошку на базаре продать не реально. Конкуренции с крупными сельхозпроизводителями мы не выдержим. Да и рыбные артели тут вовсю работают.

Свояк хмыкнул и призадумался, а остальные жители хутора начали переглядываться. Никто из них ещё и не начинал думать о 'потом', понадеявшись на традиционный 'авось'.

— Но и закупать продукты питания — для нас это непозволительная роскошь. Спасибо Сергею Михайловичу… здесь отсутствующему. Помог.

Сашка поморщился. У мамы и Кузьмина медовый месяц был в самом разгаре. Ни тот, ни другой уже две недели в Дубровке не появлялись. Лишь дым из печной трубы, да лай собачек, свидетельствовал о том, что парочка ещё жива.

Сашка скрипнул зубами и продолжил.

— Первое. Обеспечиваем себя продовольствием. Кроме муки, понятное дело. Хотя…

Дубинин задумался. Посеять рожь ничего не мешало.

— Ладно. Дальше. Огороды по весне разобьем. Думаю поросят прикупить, кур, да, может, телят пару.

'За ружьё минимум восемь с половиной выручу. И на достройку хутора хватит и на живность останется'

Ружьё продавать не хотелось, но денег больше взять было не откуда.

— И коровку! — Лена азартно потирала руки. — Детям молоко нужно!

'Солнышко моё, как же мы со всем этим справимся?'

Супруга правильно истолковала жалостливый взгляд мужа.

— А я тебе так скажу. Глаза боятся — руки делают, вот так! — И показала Дубинину язык.

Олег, обычно всё время молчавший, согласно кивнул и поддакнул.

— Справимся. А вот насчёт икры… думаю, мы ещё пободаемся. На базаре её не так уж и много. И ещё. У меня батя раньше пасеку держал. Кое-что помню.

Это заявление вызвало нездоровый ажиотаж. Сладкого всем очень не хватало.

— Так ты пасечник? — Саня едва не прыгал от восторга.

— Да нет. Так. Имею общие представления. И всё.

'Нормально!'

— Дальше, — Дубинин прекратил шум и продолжил речь. — Во-вторых, нам нужно придумать дело, которое мы сможем экспортировать.

— Чего?

— На базаре продать! — Экономист Бахмутов хлопнул себя по коленке. — Здесь что-то произвести и доставить в Заозёрный или в скупку на Базе.

— Есть идеи? — Дубинин вопросительно обвёл взглядом всех присутствующих. Народ притих и задумался. Идей не было ни у кого.

— Ладно. Вот вам всем задание. Думать.

Сегодня на заставе дежурить выпало свояку. После налёта Кузьмин посоветовал не расслабляться и организовать охрану. Поскольку дорога на хутор была одна, по распадку, вдоль ручья, то на прощание бригада плотников за несколько часов сложила в самом узком месте, на тропе, маленький, три на три метра домик. С маленькой дверцей и окошком, обращённым на тропу. Мужики, после ухода строителей, как следует поработали, расчистив тропу вперёд метров на сто. А густой ельник, росший справа от дорожки, дополнительно нашпиговали нарезанными ветками и палками. Апофигеем фортификационной мысли горожан был длинный еж, которым эту дорогу перегораживали и кусок непонятной железяки на верёвке, любезно одолженный Михалычем. Это была сигнализация. Кузьмин, притопавший посмотреть на труды хуторян, сначала долго и жизнерадостно ржал, но потом сменил гнев на милость и сообщил, что 'ежели часовой одним местом щёлкать не будет, то…'

— В принципе, хорошо. Сигнал подать успеет и ладно.

Саша выдал Володе ещё один самострел и отправил его дежурить. Ещё было совсем не поздно. Часа четыре пополудни, но северные сумерки уже вступили в свои права.

'Эдак зимой тут вообще… Ночь полярная?'

Дубинин выдохнул изо рта мощную струю пара и, поёживаясь, пошёл обходить хутор. Первый выпавший снег растаял, оставив после себя раскисшую землю и комья грязи на сапогах. Мужчина поймал себя на мысли, что чёрная стена близкого леса его уже не пугает. Что он привык к холодному и солёному ветру. А дом без окон и дверей не кажется ему дикостью. И удобства во дворе. Да нормально! Проживём!

Дубинин обошёл все дома, подёргал калитку. Заново оценил высоту и корявость Великой Вовкиной Стены и уже было собрался нырнуть в подкоп своего дома, как на бревенчатой стене мелькнул всполох света.

'Молния?'

Сашка задрал голову. На абсолютно чистом небе загорались звёзды и не было ни одного облачка.

Тах-тах-тах.

Ветер со стороны залива окреп и донёс едва слышимое тарахтенье дизелька.

Дубинин на секунду остолбенел. За три с половиной месяца он уже забыл о том, что такое двигатель.