Михаил Ахманов - Третья стража

Шелестела трава, топотали копыта, позванивал металл, груженный на вьючных лошадей, дул теплый ветер, гнал по небу стаи облаков, и Та, Что Ловит их Руками, была рядом. Что еще нужно для счастья? Свобода и любовь, и чтобы не мешала тому и другому злая чуждая воля.

Как от нее защититься, как спасти то, что дорого?

– Йокс, где ты, Йокс? – негромко, совсем тихо прошептал Глеб.

Нет ответа… Нет ответа…

Герр Карл Поппер закончил свой последний труд, «Философию Уникального», и теперь секретарь Кларенс Додж вносил в текст некоторые правки, подготавливая книгу к изданию в Англии и Канаде. Иногда он обращался к профессору, чтобы уточнить тот или иной тезис, так как глубокие мысли шефа не всегда были понятны самым продвинутым из его коллег. Но эта работа не занимала у герра Поппера много времени и, по совести говоря, он маялся от безделья. Разумеется, относительного – он обдумывал несколько тем для дальнейших исследований, понимая, что сроки жизни истекают, и нужно выбрать такой предмет, с которым можно разобраться в два-три ближайших года. Его привлекала категория ошибки, научной ошибки, считавшейся всегда явлением негативным; Поппер же думал, что ситуацию можно представить иначе, в такой необычной трактовке, что ошибка – точнее, факт опровержения любой теории – станет критерием истины в науке. Он размышлял на эту тему пару месяцев, но конструктивные идеи не приходили.

Не хватало, как же не хватало Тома Хиггинса! Собственно, их беседы Поппер не считал обсуждением – все же Хиггинс не относился к ученой братии и не мог выступать квалифицированным оппонентом. Зато он умел слушать и задавать странные вопросы, что непостижимым образом стимулировало творческий процесс. Редкий дар, любопытная проблема, которую стоило обдумать! Профессор даже обозначил ее, как влияние дилетанта на продуктивность научного поиска, но, помня о возрасте, решил, что не успеет ничего добиться в рамках этой темы. Слишком сложный и неоднозначный материал; такое исследование могло занять десять, двадцать или тридцать лет, а в его распоряжении оставалось два-три года – возможно, несколько месяцев. Увы, никто не живет вечно…

Миновало лето, осень вступила в свои права, и хотя солнце над Лондоном светило по-прежнему ярко, а деревья все еще зеленели, профессор начал тосковать. Идеи не приходили! Такое состояние было для него совершенно непривычным. Хмурый, раздраженный, он бродил по дому, изводил придирками миссис Мью, разругался с доктором Саймоном, своим личным врачом, и временами грустно шептал под нос: «Tempus fugit… Marasmus senilis… [13]Змея пережила свой яд…» Его общение с коллегами и студентами сократилось и вскоре полностью сошло на нет; он никого не принимал, не отвечал на письма, не пожелал выступить с лекцией в Королевском научном обществе и распорядился, чтобы Додж не звал его к телефону. Иногда, забывшись, он все же брал трубку, выслушивал несколько фраз и говорил: «Я умираю. Это ответственный процесс. Прошу вас, не мешайте».

Но доктор Саймон клялся, что у герра Поппера отменное здоровье – конечно, с учетом возраста. Доктор готов был поставить соверен против фартинга, что его пациент еще отпразднует свой столетний юбилей.

Шон О’Рейли тоже пребывал в мрачном настроении, но по другой причине: его теория «холодного коллапса» не нашла признания у авторитетных экономистов и политологов. Однако кризис надвигался волна за волной, страны падали в долговую яму, Греции грозил дефолт, Ирландия, Испания, Португалия балансировали на острие ножа, в Европе росли социальная напряженность и число безработных, судьба единой валюты была непредсказуема. По другую сторону Атлантики дела также разворачивались не лучшим образом, хотя заокеанская супердержава временами включала печатный станок, наводняя планету новой порцией зеленых бумажек. До стагнации производства еще не дошло, но мир определенно катился в пропасть.

В таком случае, как полагал О’Рейли, надо бы затянуть пояса, поумерить амбиции больших и малых держав, снизить военные расходы и поставить крест на ряде нелепых проектов – прежде всего, связанных с освоением Луны, созданием атмосферы на Марсе, корректировкой земной оси, дележом Антарктики и полярного шельфа. Не эти задачи являлись приоритетными, а поиск чистого источника энергии и новых инженерных решений, способных раз и навсегда закрыть проблему углеводородов вместе с двигателем внутреннего сгорания и опасными атомными станциями. Это казалось О’Рейли столь же очевидным, как факт вращения Луны вокруг Земли. Хотя, если переусердствовать с земной осью, в будущем могла возникнуть обратная ситуация: обломки некогда обитаемой планеты кружатся вокруг ее бывшего спутника.

Но деньги и ресурсы уходили в пустоту и, минуя полезные проекты, растаскивались хищной сворой политиканов и лжеученых. Их стараниями миру явилось очередное пугало – глобальное потепление, не исключавшее, однако, глобального похолодания и нового ледникового периода. В жадных до сенсаций СМИ замелькали картины Арктики и Антарктики: глыбы льда, что с шумом рушатся в море, бегущие в страхе пингвины и тоскливые морды белых медведей. Все это сопровождалось речами о грядущем катаклизме, необходимости спешных мер по его предотвращению и экологической безопасности. Под этот аккомпанемент деньги текли с удивительной быстротой и столь же быстро оседали в карманах новоявленных спасителей человечества.

Одним из талантов О’Рейли являлось широкое видение проблемы и дар к масштабным обобщениям. Он понимал, что происходит. Земная цивилизация была непрерывно развивающейся системой; этот процесс иногда замедлялся и даже прерывался, но, преодолев очередной барьер, все-таки шел вперед по пути усложнения структуры и связей между отдельными элементами. В данный момент барьером стала разобщенность, разнополярность мира, бессмысленная борьба за сферы влияния, что порождало ложные цели и приоритеты. Иными словами, Земля созрела для объединения в планетарном масштабе, для отказа от границ, национальных интересов и конкуренции между странами. Интерес был один: выжить!

Понимал О’Рейли и то, что эпоха обновления и перемен – время, когда система особенно неустойчива. Это означало, что любое малое возмущение на входе системы может многократно усилиться, сделаться губительным и привести цивилизацию к краху. Предсказать, какая флуктуация станет негативной, было нельзя; возможно, марсианский прожект или комедия с глобальным потеплением, возможно, недостаток ресурсов в перспективных областях. Во всяком случае, игры политиков, их амбиции и эгоцентризм могли завести человечество в тупик. Мир остро нуждался в свежих идеях, в чем-то таком, что сдвинуло бы всю систему к точке равновесия.