Кирилл Тимченко - Сумерки человечества

Бинты не помогали, кровь только временно останавливалась, да и потерял ее он уже слишком много. Кровь остановилось только тогда, когда встало сердце. Я не мог в это поверить, не мог осознать, что этот человек больше никогда не встанет и не заговорит со мной. Проделавший весь этот путь от самого начала, прошедший через столько опасностей, он погиб здесь, в месте, где никто не должен погибнуть, в безопасности, обеспеченной военными.

Меня ударили ботинком в лицо, едва не сломав шею. Рот мгновенно наполнился кровью, когда выбили несколько зубов. Не удержавшись, я упал на спину, увидев одного из нападавших. Он обежал машину с другой стороны, оказавшись в мертвой зоне сектора огня и не замеченный Светой.

Этот уже не смеялся и издевался. Он ненавидел меня и боялся. Не дав мне и минуты на то, чтобы прийти в себя, он ударил еще раз, в этот раз в живот. Выстрел прозвучал совсем рядом, над самым ухом, и нападавший едва не упал, когда пуля попала ему в плечо. Молодец, Света, не испугалась и не растерялась, увидев, что обошли сзади, а попыталась застрелить еще одного из этих сволочей, устроивших засаду. Глухой удар приклада возвестил о том, что он не один, кто добрался.

- Мразь! – крикнул я второму нападавшему, ударившего Свету. Удар был точный и отработанный. Прикладом в шею, сразу отключив человека. Грязный и злой, он уже было опустил автомат, чтобы добить, но я успел ударить по стволу, и пуля прошла мимо. За это первый из нападавших ударил меня в спину.

Волна боли прошлась по всему позвоночнику, свалил на землю и не давая пошевелиться.

- Лежи, падла, завалю, - заорал он, уперев ботинок мне в голову.

Чувствуя во рту соленый вкус земли и горькой травы, я пытался подняться, но только понимал, что все сильнее прижимают к земле. Как я их ненавидел! Меня жгло всего от ненависти и бессильной злобы, и в то же время я понимал, что не смогу сделать ничего.

Только зверь, совсем недавно проснувшийся во мне, живущий инстинктами, глубоко зарытыми под всеми наслоениями цивилизации, но сейчас проснувшийся и как грязь со шкуры, стряхнувший все старые страхи и неудобства, заставлял продолжать бороться. Даже в отчаянном положении, даже без надежды на спасение, просто ради того, чтобы не дать врагам спокойно насладится триумфом.

- Лежи, тварь, хуже будет, - посоветовал один из бандитов, довольно больно ударив меня в почку. В глазах потемнело от боли, но я все же сплюнул землю и послал его вместе с его угрозами куда-то далеко и надолго.

- Сволочь, вот ведь живучий, - сказал тот, что прижимал меня к земле, – лично я бы его прямо здесь пригвоздил, за то, сколько они наших положили, мы даже в деревне меньше народу потеряли. Только он хозяину живым нужен.

- Мля, - сказал второй, - ты хочешь сказать, что эта гнида живой останется? После того, что она сделала? Ведь пацаны реальные были, неужели так оставить?

- Щас, - этот звук сопроводили смачным плевком, - вот хозяин поспрашивает его, что да как, а то девки ни черта не знаю, а уж потом мы ему кишки на палку и намотаем. Ладно, поднимай его, торопиться надо, как бы пидоры здешние на стрельбу не налетели.

Ногу убрали, и я тут же попытался подняться, но точный удар под колено снова уложил меня на землю. Бандиты одновременно и злились, и боялись, постоянно оглядываясь в поисках возможной опасности. Моя последняя надежда, но она не показывалась, ничем не встревоженная. До полигона было слишком далеко, чтобы можно было различить шум автоматической трескотни автоматов. Чистое поле, только брошенная сельхоз техника на вскопанных полях, да где-то вдалеке тащился одинокий мертвяк, возбудившийся от шума.

Посоветовав мне больше не дергаться, они скрутили мне руки за спиной тонкой, но прочной веревкой, немилосердно врезавшейся в кожу. Свету, находящуюся без сознания, обработали таким же образом, но уделили гораздо больше внимания ее чисто женским частям тела.

- Ну что, сука, - поднял меня за шиворот один из бандитов, уже снявший платок с лица.

Определенно в нем была большая часть крови нерусского происхождения, но говорил он, неприятно резав слух на чистейшем русском, - Отдашь свою шалаву нам?

Я плюнул ему в лицо. Зарычав, он с размаха ударил меня раскрытой ладонью по лицу, после чего отбросил к машине, стаскивая со спины автомат.

- Э, друг, он живой нужен, - сразу напрягся второй бандит, не делая, впрочем, попыток остановить своего товарища, - где мы еще поймаем?

- Не буду я его убивать, - рявкнул тот со злобной улыбкой, - я ему просто ноги прострелю, чтобы знал, как разговаривать надо.

Только взяться за свое оружие он не успел, как прежде у него на лице распахнулся третий глаз. Или мне лишь только показалось так.

Темно-красный, словно налитый кровью, он словно пробился изнутри, разбив черепную коробку. Во все стороны брызнула кровь, обдав и меня, и второго бандита. Несколько секунд я с удивлением смотрел на почти сквозную дыру в черепе, быстро затягивающуюся кровью и остатками мозга. Не издав ни звука, бандит как подкошенный рухнул лицом в грязь, мертвый еще до того момента, как коснулся земли.

И никого. Абсолютно гладкое, чистое поле, даже без высокой травы, в которой можно спрятаться. И не было шума выстрела. Словно с небес рухнула кара на голову человека, забывшего о всех возможных законах, небесных и человеческих. Второй бандит широко раскрытыми от ужаса глазами обводил горизонт, а затем резко обернулся в сторону леса.

Что там он увидел, не знаю, мешал корпус машины, но неожиданно закричал и об бедра принялся расстреливать магазин по деревьям, даже и не пытаясь прицелиться, мешала раненная рука.

Вторая пуля, выпущенная невидимым снайпером, попала уже не в голову. Так же бесшумно и так же метко она попала между ног бандита, выпустив целый фонтан кровавых брызг. Заорав страшным голосом, тот упал, пытаясь зажать рану, из которой хлестала кровь. Не отказывая себе в удовольствии, я несколько раз пнул его в лицо, благо дотягивался. Удары были не сильными, больно позиция неудобная, поэтому лишить его сознания не получилось. Он крыл матом все на всеете, путаясь и захлебываясь словами, повторяясь и плача от боли.

Из-за машины вышли пять или шесть человек военных, вооруженных одинаковыми сорок седьмыми Калашниковыми. Кто стрелял, стало ясно, когда со стороны поля, взявшись словно из ниоткуда, вышел человек, одетый в «лешего», державший с руках обмотанную грязными тряпками СВД с мощным оптическим прицелом и здоровым набалдашником глушителя. Говорил он удивительно глубоким и уверенным голосом человека, привыкшего командовать и которому беспрекословно подчинялись.

- Что, жив еще, - перевернул он ботинком лежащего на земле бандита, сильно побледневшего и едва шептавшего что-то быстро синевшими губами.