Олег Шовкуненко - Оружейник. Бой без правил

— Внутрь, бродяги! Только сперва гранатами… Все разом… По команде…

Андрюха первым сорвал пришпиленную к разгрузке РГД-шку, выждал несколько секунд, тем самым давая своим бойцам возможность изготовиться к броску, а затем во всю глотку гаркнул:

— Огонь!

В момент, когда прозвучала команда, я оказался бок о бок с Блюмером, видел, как тот размахивается и готовится швырнуть… Сердце гулко екнуло, когда в руке аспиранта мелькнуло чешуйчатое тело «лимонки». И ведь бросит этот хлюпик ее шагов так на двадцать, не более. Цирк-зоопарк, нас же всех тут, нахрен, осколками посечет!

С криком «Стой!» я кинулся на безмозглого вояку, перехватил его руку и уже собирался накрыть ладонью спусковую скобу, как совершенно неожиданно Блюмер разжал пальцы. Граната с шипением полетела вниз. Она ударилась о бронированную крышу «восьмидесятки», подпрыгнула, словно резиновый мячик, и прямиком юркнула в распахнутый настежь десантный люк.

Это было самое жуткое мгновение моей жизни. Я совершенно четким, кристально чистым умом понимал все, что происходит. Через пару секунд в замкнутом пространстве стального корпуса прогремит взрыв. И надо же было так случиться, что именно там и именно сейчас находятся самые близкие, самые любимые мной люди: Лиза, Пашка, да еще этот мирный, тихий, никогда и никому не причинивший вреда старик.

Что можно было поделать? У меня даже не было времени кинуться вниз, закрыть источник смерти своим телом. Единственное что я мог, так это орать. До хрипоты, до звенящей боли в висках, до приступа настоящего безумия я вопил одно и то же слово: «Граната! Граната! Гра-на-та!».

Когда вокруг загрохотали взрывы, мне показалось, что мир закачался и рухнул. Но самым страшным, фатальным, тем самым, что вышиб из-под ног опору, был взрыв, прозвучавший прямо подо мной. Именно он сорвал меня с места и бросил внутрь черной, дымящейся, пышущей жаром бездны.

То, что мне показалось преисподней, в действительности оказалось десантным отделением «302-го». Я ввалился в него всего через мгновение после разрыва гранаты. Задыхаясь от вони сгоревшего тротила, клипая слезящимися от дыма глазами, я прокричал:

— Лиза!

Мне ответила гулкая вибрирующая тишина. Броня зазвенела от моего вопля, а может в ней, как в колоколе, все еще гуляло эхо недавнего взрыва.

— Лиза!

Я крикнул еще раз и кинулся в сторону водительского отделения. В мозгу вдруг совершенно ясно всплыло воспоминание — ведь им было приказано находиться именно там. Я спотыкался о битые пластиковые сидения, коробки и ящики с аппаратурой, бился о кронштейны, бонки и скобы, однако не замечая преград, не чувствуя боли, рвался вперед и все кричал и кричал.

Распахнувшиеся впереди люки позволили мне увидеть. Справа, около места пулеметчика лежала груда тел. И, хвала всевышнему, она шевелилась.

В этот момент сверху посыпались затянутые в камуфляж фигуры. Оказавшись внутри, Леший и его люди стали быстро захлопывать за собой бронированные дверцы и запирать их на мощные засовы, которые я в свое время предусмотрительно наварил изнутри. Вокруг вмиг воцарилась кромешная тьма.

— Стой! Ничего не трогай, только навредишь! — прогремел голос Загребельного. — Сейчас будет свет.

Пока в поисках переключателя Леший шарил по приборной панели, прошли считанные секунды, но для меня они растянулись в годы. Я слышал как кто-то стонет и приходил в ярость от того, что не мог узнать этот голос или даже сказать мужской он или женский.

Два небольших светильника, наконец, вспыхнули. Один в отделении управления, другой в десантном. Их тусклый желтоватый свет вырвал из темноты, влажную от крови коричневую куртку. Серебрянцев! Вот кто лежал сверху. Вот кто прикрывал своим телом две худощавые, по-детски нескладные фигурки. В отличие от старика-ученого Лиза шевелилась, Пашка лежал ничком, но ран на его теле видно не было.

— Помогите мне! — прокричал я, кинувшись к наваленным в узком проходе телам.

Не успел сделать и шагу, как в правый борт что-то гулко ударило. Потом еще и еще раз. Затем от частой барабанной дроби загудел весь корпус. Красногорцы как по команде развернулись к люкам и наставили на них автоматные стволы.

Я отметил это как бы между прочим. Мысль об упырях отошла куда-то на задний план, потерялась в закоулках воспаленного всклокоченного сознания. Сейчас для меня существовали куда более важные вещи.

В спине у Ипатича виднелось несколько дыр. И это было скверно, я бы даже сказал хуже некуда. Даже если ученый все еще оставался жив, то это ненадолго. Такие раны сейчас не лечат, такие раны сейчас — смертный приговор.

Хотя я всем сердцем жалел бедолагу-старика, однако все равно все мои мысли были только о Лизе. Она лежала прямо под Серебрянцевым. Наверняка плохо понимая что творит, девушка лишившимися сил руками пыталась столкнуть с себя его тело, выбраться, вдохнуть полной грудью. Я поспешил ей на помощь. Хотел схватить Ипатича за плечи, да вовремя опомнился. Нельзя его сейчас вот просто так шарпать.

— Эй, кто-нибудь, скорее!

Реакции не последовало.

— Да не пяльтесь вы на эти люки! — я стал выходить из себя. — Живо ко мне!

На этот раз активное шевеление за моей спиной оповестило, что приказ выполняется. Буквально через несколько секунд кто-то схватил старика за локоть.

— Не так! — проревел я. — Под руки! Осторожно!

Метнув гневный взгляд на своего неумелого помощника, я вдруг обнаружил, что это Блюмер. Во мгновение ока в груди вскипела дикая ярость. В голове пронеслось: «Ах ты, гнида! Ведь все это из-за тебя!». Руки затряслись. Еще миг, и я бы вцепился аспиранту в горло. Но миг пролетел, за ним еще и еще один, а я так и не сдвинулся с места. Подумалось: «Цирк-зоопрак! Ну разве вина этого недотепы, что он не создан для убийств, что трусоват, неуклюж и понятия не имеет чем отличается наступательная граната от оборонительной?».

— Взяли. Все вместе, — бесцветным хриплым голосом приказал я, когда заметил, что к нам на помощь пришел кто-то третий. — Я под правую руку, Блюмер под левую, а ты… Наконец стало понятно, что третий это Ертаев. — А ты, Мурат, за ноги. Давайте! Только очень осторожно!

Под аккомпанемент непрекращающихся ударов, скрежета и визга беснующихся тварей мы перетащили Серебрянцева в середину десантного отсека и положили на левый ряд уцелевших строенных сидений. Оставив старика на попечение Блюмера и Мурата, я тут же метнулся к Лизе.

— Как ты, малышка?

Я стирал кровь с лица девушки и одновременно шарил рукой по ее телу, пытаясь понять, нащупать повреждения. Однако их не было. А те липкие красные пятна, которые перепачкали полы ее синей «Аляски», были кровью пожилого ученого.

— Голова… кружится… — наконец смогла пролепетать Лиза, и тут же ее стошнило прямо себе на куртку.