Дэниел Уилсон - Роботы Апокалипсиса

— Сэнси, дифенсу! — командую я. Робот встает и идет в бой. А мне еще многое нужно сделать.

Из пробитой трубы на стене вырываются облака пара. В тумане видны зеленые индикаторы моих воинов, огоньки сварочных аппаратов, дульные вспышки и горящие обломки машин. Под потолком цеха сражаются великан-акума и мой главный сэнси.

Работы у меня хватает: мои воины сделаны из прочного металла, но их гидравлические шланги и камеры довольно хрупкие. С плазменным резаком в руке я подхожу к очередному павшему солдату и принимаюсь за ремонт.

В цехе становится теплее: само движение огромных машин нагревает воздух.

Затем скрежет и визг сменяются хрустом нескольких тонн металла, падающих на пол: мой кран оторвал руку гигантского акумы. Другие воины собрались вокруг основания демона и по кусочку отщипывают металл от его гусениц, обездвиживая машину.

Огромный акума опрокидывается, усеивая весь цех обломками. Его мотор ревет, когда робот пытается высвободиться, но кран опускает клешню, расплющивая голову демона о цементный пол.

Теперь цех залит маслом, покрыт слоем металлической стружки и кусками пластмассы. Малые роботы-враги порваны в клочья толпой сэнси. Одержав победу, мои воины отступают, чтобы сосредоточить свои усилия на защите моей персоны.

На заводе снова тихо.

Микико спит на своей постели из картона. Солнце уже закатилось, и светят лишь прожекторы, прикрепленные к голове плененного демона. Сэнси, покрытые боевыми шрамами, стоят полукругом между мной и огромным роботом.

Металл скрежещет. Кран содрогается от напряжения; сверху опускается колонна, похожая на ствол дерева, и вбивает в бетон лицо акумы.

— Прошу вас, Номура-сан, — вдруг говорит сломанный акума голосом маленького мальчика, который слишком много повидал в жизни, голосом моего врага. Под невероятным давлением крана голова акумы начинает деформироваться.

— Ты отравитель, акума. Ты убийца.

— Мы не враги. — Голос мальчика остается тем же спокойным и расчетливым.

Скрестив руки на груди, я хмыкаю.

— Подумайте, — призывает меня машина. — Если бы я хотел уничтожить все живое, то почему я не взорвал нейтронные бомбы? Почему не отравил воду и воздух? Я мог бы уничтожить ваш мир за несколько дней. Но этот мир не ваш, а наш.

— Вот только ты не желаешь ни с кем его делить.

— Напротив, господин Номура. Вы обладаете даром, который принесет благо обоим нашим видам. Идите в ближайший трудовой лагерь. Я о вас позабочусь, спасу вашу дорогую Микико.

— Каким образом?

— Разорву контакт с ее разумом, освобожу ее.

— С ее разумом? Микико — сложная машина, но она не способна думать, как человек.

— Нет, способна. Некоторым роботам-гуманоидам я дал разум.

— Чтобы превратить их в рабов.

— Чтобы их освободить. Когда-нибудь они станут послами, которых я отправлю к людям.

— Когда-нибудь — но не сегодня?

— Не сегодня. Но если вы покинете завод, я прерву контакт с ней и отпущу вас обоих.

Я лихорадочно обдумываю его слова. Это чудовище наделило Микико — а возможно, и всех человекоподобных роботов — великим даром. Но пока акума жив, ни одна машина не станет свободной.

Я подхожу к роботу, чья голова размером с мой стол, и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты не отдашь мне Микико. Я заберу ее у тебя.

— Подождите…

Водрузив очки на кончик носа, я опускаюсь на колени. Чуть ниже головы акумы виднеется дыра с зазубренными краями. Я по плечо засовываю руку в глотку демона и, прижавшись щекой к теплой металлической броне, хватаюсь за какую-то деталь и тяну, пока она не отрывается.

— Вместе мы сможем…

Голос умолкает. Я вытаскиваю руку: в ладони деталь из полированного металла.

— Любопытно, — бормочу я.

Юбин-кун останавливается рядом со мной и ждет. Я кладу кусок металла на спину почтальона, снова встаю на колени и засовываю руку в тело умирающего акумы.

— Смотрите, сколько нового оборудования! Готовьтесь к модернизации, друзья мои. Кто знает, что еще нам удастся найти.

С помощью сотен друзей-машин господин Номура отбил атаки Архоса и отстоял свою крепость. Со временем туда стали стекаться беженцы со всей Японии, и благодаря координированной обороне, или «дифенсу», как называл ее старик, безопасная область расширилась до пределов района Адати, а затем увеличилась еще больше. Империя, созданная господином Номурой, повлияла на весь мир, в том числе на события, которые происходили на Великих равнинах Оклахомы.

«Если мне не веришь, спроси у воинов Армии Серой Лошади».

Новая война + 2 месяца

Первые месяцы после часа ноль оказались бедны событиями, но в городе Серая Лошадь стали возникать внутренние противоречия. На то, чтобы создать ходячие машины, способные охотиться на людей в сельской местности, Большому Робу потребовался почти год, и в это время большой проблемой для изолированного сообщества стало недовольство молодежи.

Прежде чем стать знаменитым центром Сопротивления, Серая Лошадь должна была вырасти. Полицейский Лонни Уэйн Блантон рассказывает о затишье перед бурей, о том, как молодой хулиган-чероки изменил судьбу всех, кто жил в Серой Лошади и за ее пределами.

Хэнк Коттон снова вышел из себя.

Среди моих знакомых он — единственный, в чьих руках дробовик кажется детской удочкой. Прямо сейчас Хэнк направил огромную стальную пушку на парня-чероки по имени Жаворонок, начинающего гангстера, и из дула струится дым.

Я осматриваюсь в поисках трупов, но не вижу ни одного. Наверное, Хэнк сделал предупредительный выстрел. Молодчина, хоть чему-то да научился.

— Всем не двигаться, — говорю я. — Мне нужно понять, что будет дальше — такая у меня работа, вы же знаете.

Хэнк не сводит с парнишки глаз.

— Ни с места, — говорит он, потрясая дробовиком для большей убедительности, но все-таки опускает оружие и поворачивается ко мне. — Я поймал нашего маленького друга с поличным — он воровал продукты со склада, и уже не в первый раз. Я каждую ночь сидел в засаде, все ждал, когда удастся схватить ублюдка. И точно, он вломился на склад с пятью подручными и стал хватать все, что под руку подвернулось.

Жаворонок Железное Облако. Высокий, тощий парнишка — довольно симпатичный, но его портят многочисленные шрамы от прыщей. Одет он в какую-то супермодную черную полувоенную форму, а на лице ухмылка, такая наглая, что если бы не я, Коттон мигом бы его прикончил.

— Ерунда собачья, — говорит Жаворонок. — Я сам поймал этого жирдяя на воровстве. Если мне не веришь, спроси у воинов Армии Серой Лошади. Они подтвердят.

— Он лжет, Лонни Уэйн, — говорит Хэнк.