Андрей Круз - Двери во Тьме

— Как скажешь, — повторил я.

Вскоре колонна втянулась в распахнувшиеся железные ворота Фермы, а танки развернулись и направились в обратную сторону, уже расширяя проложенную дорогу. За воротами колонна начала разваливаться на составляющие, все машины направились в разные стороны. «Пепелацы» выгружали людей возле административного корпуса, легковушки выстраивались на стоянке, грузовики в основном в промзону поехали.

Из отдела Иван позвонил в приемную Милославского, но секретарша сказала, что тот ожидается после двенадцати: вызвали на заседание Горсовета.

— Тогда к Степанычу пошли, — сразу предложил Иван.

— А может, чайку сперва? — высказал пожелание Федька.

— Потом чайку, посмотришь сначала, — отрезал наш начальник.

Посидеть в теплом кабинете он только Насте предложил, но та отказалась: любопытство разбирало. Вышли все вместе и гурьбой направились к мастерским.

Точно, мороз будет — и снег под ногами скрипит, и солнце вроде как в дымке поднимается, хоть на небе ни единого облачка. Не знаю, но мне от такой погоды почему-то в баню захотелось. Никакой логики, но вот так — как хочешь, так и понимай.

Степаныч уже ударно трудился в цеху, командуя еще четырьмя мужиками в замасленных танковых комбинезонах. А посреди всего, над смотровой ямой, расположилась чрезвычайно интересная машина — кузов как у обычной легковушки этих времен, покрашенный в маскировочный белый цвет с серыми разводами, но вот снизу… вместо передних колес широкие лыжи, а вместо задних — две широченные гусеницы. Интересные гусеницы, я присмотрелся — надеты на обычные колеса с покрышками, которых с каждой стороны аж по четыре, и не слетают за счет того, что середина гусеницы вроде как горбом выпятилась, и как раз туда колеса и входят.

— Степаныч, это че?

— Это «Бомбардье Бэ Семь», — сказал наш механик, открывая водительскую дверь. — Знаешь такую фирму?

— Ну да, знаю, у меня снегоход их есть, — озадаченно подтвердил я, заглядывая в кабину. — Только про такие не слышал.

— Потому что не интересовался, — чуть покровительственно ответил Степаныч. — Тридцать восьмого года модель, сюда их совсем чуть-чуть по ленд-лизу закинули — для Карельского фронта, для командования и связи, а две такие здесь на станции застряли: на ремонт их, что ли, отправили. Вот из двух одну и собрали.

— М-да?

Я забрался в кабину, уселся в водительское кресло, обтянутое серым брезентом. А ничего так, удобно, разве что странно как-то. Впереди три сиденья, водительское — центральное. Сзади два диванчика вдоль салона, каждый на двух человек. Руль… ну да, здесь же управление лыжами, не гусеницы зажимать. Вокруг красноватая фанера, приборная доска с одним циферблатом тахометра из эмалированного металла.

— И как по снегу? — спросил стоящий рядом с дверью Федька.

— Нормально, — обернулся к нему Степаныч. — Можно было бы и лучше — гусенки пошире сделать, — но и так неплохо. Мы под середину брюха дополнительную лыжу поставили, чуть повыше остальных, если вдруг садиться начнет, но по целине все равно ходит.

— А аэросани не лучше?

Я выбрался из машины и взялся обходить ее по кругу. Ага, мотор сзади. А вот для багажа и всякого груза места маловато — спасибо тогдашней идиотской компоновке кузовов «обтекаемой формы».

— Аэросани в гору не идут, по пересеченке на них плохо, так что нет. У разведбата их штук шесть, наверное, катаются только вокруг города и по реке патрулируют. А по нашей задаче не годятся.

— А что за задача? — решил я уточнить.

— Не довели еще? — удивился Степаныч. — Ну так щас доведут, чего я болтать буду. Гонять взад-вперед — ничего трудного.

— Хорошо, если так, — посетила меня тихая надежда на тихую жизнь. — А покататься можно?

— На этой? — уточнил Степаныч. — На этой пока нет, и она вообще для начальства, а на другой можно. Пошли.

Вот как. А я думал, что это все.

Степаныч повел нас за гараж, где на тесноватой заснеженной площадке под жестяным навесом в рядок стояли три загадочных агрегата — что-то вроде узкого корыта, висящего между двумя широкими — на этот раз действительно широкими — гусеницами. Два сиденья одно за другим, фанерных с дерматином, все как обычно, мотор… вроде мотоциклетный, сзади, как в лодке, мотоциклетный руль и две широкие лыжи… кузов просто из жести, оцинковки, некрашеный, кстати, на заклепках собран. Интересно.

— Видал миндал? — спросил он с гордостью. — Покрасить надо бы, но эмаль пока сушить негде, а так полезет вся. Так что покраска на следующий год уже.

Федька присел на корточки возле этих… снегоходов, наверное, или как их правильно назвать, похлопал рукой по гусенице, спросил:

— Как у того сделали? — Он ткнул пальцем в сторону гаража, из которого мы пришли.

— Ага, — с готовностью подтвердил Степаныч. — Бомбардье, к слову, с такой конструкции гусенки в гору и пошел: я до того, как сюда попал, всеми этими делами увлекался, даже в «Моделист-конструктор» статьи писал. Проблема была только резиновую ленту правильную достать. А как достали — я за два дня чертежи накорябал и на завод отдал. А дальше дело техники. Ну и колеса правильного диаметра подобрать и правильно посадить — тоже побегал. Ну а все остальное с бору по сосенке, готовое брали. По факту только раму варили.

— Ты гля, вроде итальянского «Альпина Шерпа», — блеснул я знаниями. — Тоже две гусеницы, и прет везде. Испытывали?

— Нет еще, — засмеялся Степаныч, — тебя ждали. Садись да езжай.

— А движок от «цюндапа», что ли? — спросил Федька, поднявший гнутый жестяной кожух.

— Он самый. У него режим есть специальный для грязи, вот и прикинули, что для снега он тоже в самый раз будет. Давай, садись. Я с тобой, Вовка с женой пускай, а Иван с кем хочет — он самый толстый.

Иван хмыкнул, но в ответ на такое заявление ничего не сказал. Я же специального приглашения ждать не стал, втиснулся в узкий «фюзеляж» одной из машин, а Настя, малость смутившаяся от того, что ей присвоили статус жены, ловко запрыгнула мне за спину.

— А вот рано, рано, — подошел ко мне Степаныч, видя, как я пытаюсь найти выключатель зажигания. — Мотор ведь от кик-стартера был, так что теперь веревочкой, подергать надо. Как на лодке, приходилось?

Завел. Дернул за выточенную из алюминия ручку, приделанную к длинному промасленному тросику, мотор сразу схватился, затрещал, потом было зачихал, но Степаныч вытащил маленький рычажок, сказав: «Подсос не забывай, это тебе не та жизнь», — после чего обороты подскочили и двигатель заработал куда ровнее.

— А груз куда?

— Груз на сани на прицеп, иначе никак не получилось. Но это ничего, потянет и не почует.

Когда обороты у всех трех машин выровнялись, а облака испускаемого дыма стали чуть менее густыми, я вновь забрался в «фюзеляж», длинным рычагом, пристроившимся сбоку на манер стояночного тормоза, включил передачу и тронул машину с места как мотоцикл — отпустил левой сцепление и правой выкрутил обороты.