Виктор Тюрин - У каждого своя война

- Что уставились на меня, идиоты!! Сыновья портовых шлюх, зачатые...!!

Ошеломленные бешеным криком несколько секунд люди стояли, замерев как статуи, чтобы потом сорваться с места и что-то начать делать, тем самым, демонстрируя свою занятость. Писарь принялся очинивать перья, палач стал греметь своим инструментом, а его подручный лихорадочно стал ворошить уголья. Только стражники, не зная, куда себя девать, старательно глядя в пол, судорожно вытянулись у стены. Комендант умолк так резко, как и начал кричать. Оглянулся по сторонам и снова закричал:

- Чего ждем!! За работу, бездельники!!

И снова наступила тишина. Правда, сейчас все смотрели не на коменданта, а на палача. Тот несколько мгновений стоял в нерешительности, а потом неуверенно спросил:

- Господин комендант, а вы что его спрашивать не будете?

Тот открыл рот, чтобы обругать палача, но в последний момент передумал и сказал уже почти нормальным тоном:

- Не твое собачье дело, Бернабо! Начни с огня!

Получив руководство к действию, палач радостно осклабился и скомандовал стражникам:

- Эй вы, придурки, тащите этого урода сюда!

Спустя несколько минут мои руки и ноги оказались плотно зафиксированными широкими кожаными ремнями к подлокотникам и ножкам тяжелого железного кресла. Я несколько раз рванулся, пытаясь вырваться, но это рвался не я, а мой страх, помноженный на чувство самосохранения. Все опять замерли, глядя на коменданта.

"Такое чувство, что он не хочет меня допрашивать. Неужели Винценто рассказал папе обо всем?".

- Бернабо, чего стоишь, бездельник?! Огнем его! Начни с левой руки!

Палач тут же засуетился, закричал на подручного. Я инстинктивно попытался отодвинуться, затем отдернуть руку, но не смог.

Боже, как это больно! Первым это ощутили пальцы, потом ладонь, запястье и за какую-то секунду она превратилась в сгусток обжигающе - горячей пульсирующей боли! Следом за рукой "запылала" моя голова, так как миллион осязательных нервов в кончиках пальцев разом послали панические сигналы моему мозгу. Я видел, как вспухают волдыри от ожогов, видел, как пальцы помимо моей воли начали скрючиваться, словно береста на огне. Дергаясь всем телом, я извивался, давился собственным криком, пока разум, не выдержав потока, залившей его боли, не отключился.

Очнулся оттого, что кто-то окунул мою левую кисть в расплавленный свинец. Я попытался стряхнуть его - взмахнул рукой, что заставило меня открыть глаза и окончательно прийти в себя. Я лежал на охапке соломы в грязной и вонючей тюремной камере. Не успел я это осознать, как боль набросилась на меня словно злобный зверь с острыми клыками, рвя мою руку на части. Моего терпения хватило ненадолго, после чего я кричал и выл от боли, колотил ногами в толстые доски двери. Вспышка быстро сожрала мои последние силы, и я потерял сознание. В чувство меня привела струйка жидкости, льющаяся мне в рот. Автоматически сделал несколько глотков, и меня чуть не вытошнило. Хотел отстраниться, но в следующую секунду понял, что не могу, так как я прислонен спиной к стене, а край кружки снова уткнулся мне в губы. Приоткрыл глаза. Надо мной стоял солдат с факелом, а рядом, одной рукой приподняв мою голову, а другой - держа кружку у моих губ, склонившись надо мной, стоял незнакомый мне человек. Длинные черные волосы с обильными прядями седых волос, свешиваясь, скрывали его лицо, поэтому кроме крючковатого носа, торчащего среди них, я ничего толком не смог разглядеть. Когда незнакомец увидел, что я очнулся, то сказал:

- Пей, маленькими глотками. Это маковый отвар. Он поможет тебе справиться с болью.

Перестав сжимать губы, выпил все до конца.

- Кто ты?

- Лекарь. Мэтр Агостино Донатто. Теперь давай посмотрим твою руку.

Я с немым удивлением наблюдал за его действиями. Изумление было настолько велико, что в какой-то мере даже отодвинуло боль в сторону, сделав ее менее злой. Не успел лекарь уйти, как пришел стражник и принес обед. Заглянув в миску и увидев, что в ней не еле теплая вода с плавающим кусочком вареной рыбы, а настоящая мясная похлебка, к которой был приложен большой ломоть свежего хлеба, я удивился еще больше. Правда, по мере насыщения, когда боль и голод несколько притупились, голова сама по себе начала работать и когда я обнаружил в кувшине вместо воды вино, я уже пришел к некоторым выводам, которые подтверждали мою версию. Последним подтверждением стал ответ солдата на мой вопрос: - Чем я заслужил подобную милость?

- Не знаю ничего. Приказ коменданта.

Спустя час дверь в камеру снова открылась, и вошел комендант, держа в руке факел. Оставив за порогом сопровождающего его стражника, он закрыл за собой дверь. Подойдя вплотную ко мне, он сказал:

- Сын мне все рассказал.

- Не знаю, о чем вы говорите.

- Гм. Меня такой ответ устраивает.

Я смотрел на суровое лицо старого воина и с нетерпением ждал, что мне тот скажет дальше. Именно от него зависело: жить мне или умереть.

- Лекарь сказал, что его мази и снадобья поставят тебя на ноги уже через неделю.

- Ему виднее.

- Послушай, тут вот какое дело.... Гм. Сын слишком поздно сказал о.... Короче, я не могу отпустить тебя просто так, потому что уже сообщил городскому совету о нападении на тюрьму. Уже приезжал советник из мэрии и привез бумаги. И ты, и твои люди приговорены к смерти.

- Без суда?!

- Без суда! - сказал, как отрезал комендант.

Мне стало ясно, что здесь не обошлось без него. Он испугался, что я не выдержу и расскажу под пыткой об участии его сына. Только этим можно было объяснить поведение коменданта при пытке и вот эти его слова о заочном суде.

"Тогда как понять приход лекаря и еду? Какой в этом смысл? Сыпанул бы в похлебку отравы и дело с концом! Что-то концы с концами не сходятся. Так в чем же дело?".

Несмотря на мое кажущееся равнодушие, мне очень сильно хотелось задать коменданту этот вопрос, прямо в лоб, но я не посмел. Хотел оставить себе надежду.

- И все же я хочу помочь тебе.

При этих словах у меня застучало сердце. От радости.

- Помогите.

- К этому разговору мы вернемся через неделю.

Еще через час меня перевели из моего каменного мешка в камеру с окном. Правда, это было не то окно, как его следует понимать, а узкая бойница, но уже то, что я мог видеть солнечный свет и дышать не спертым и сырым воздухом, а свежим ветерком, несущим свежесть и запахи природы, стало для меня настоящим источником радости. К тому же я нередко слышал звуки. Правда, это были, в основном, птичьи трели. Трудно долго радоваться чему-то, особенно когда тебя приговорили к казни, но меня ко всем этим приятным переменам в моей жизни, поддерживала надежда. Хотя с другой стороны все чаще меня стали мучить ночные кошмары, где главным ужасом стал человек с топором и в маске - палач. Я нередко просыпался в холодном поту, а потом долго не мог заснуть, но, несмотря на это, силы мои восстанавливались день ото дня. К тому же визиты лекаря и разговоры с ним в какой-то мере скрашивали условия моего содержания. Так прошла неделя. Хотя я ждал прихода коменданта, но его визит все равно оказался внезапным. Как только он вошел, я встал на ноги. С минуту мы меряли друг друга взглядами. Старый солдат не выдержал первым и отвел глаза.