Андрей Чернецов - Век одиночества

— Это комплимент или упрек?

— Пожалуй, первое.

— Что ж, спасибо! В свою очередь признаюсь, что вы тоже весьма необычная девушка, Кайса… Пусть это прозвучит очень банально, но мне кажется, что мы знакомы много лет и вдруг случайно встретились в этом небольшом уютном кафе, почувствовав то одиночество, которое окружало нас все эти годы, когда мы были так далеко друг от друга…

— Звучит непонятно, но романтично, — улыбнулась девушка. — Говорить на первом свидании о собственном одиночестве довольно смело, вы не находите?

— Значит, у нас свидание?

Кайса не ответила, задумчиво глядя на дно пустого стакана, где медленно умирали кубики льда, и Нурминен понял, что сболтнул лишнее. А ведь все к этому шло. Недаром мудрые люди говорят, что сперва нужно думать и только потом говорить. Неужели он все испортил только одной короткой дурацкой фразой? Неужели это конец их еще толком не начавшегося знакомства?

— Какая потрясающая мелодия! — неожиданно оживилась Кайса.

Честно говоря, он не обратил внимания на музыку, воспринимая ее как некое неизбежное зло, специфический фон, заглушающий чужие разговоры.

— Не правда ли, очень красиво?

Лаури кивнул, хотя мелодия не казалась ему столь уж очаровательной. Необычной — да, но красивой… С другой стороны, что он понимал в музыке?

— Кажется, это Ресту Лояну! — Кайса со странным выражением слушала разливающуюся по залу струнную аранжировку. — Да, определенно это он, великий хонтийский композитор. Его много преследовали, и, когда ему уже почти удалось сбежать в Пандею, он был арестован и по приказу Хонтийской Патриотической Лиги расстрелян вместе с семьей.

Разговор неожиданно перешел в незнакомую для Нурминена область, и он решил благоразумно промолчать, дабы не демонстрировать спутнице дремучее невежество. Он бы с удовольствием увлекся музыкой, если бы не проклятая война, забравшая лучшие годы его и без того короткой молодости.

Постепенно окружающая реальность стала обретать свои привычные формы. Это неожиданное свидание в кафе, кардинально нарушившее ход его обыденной жизни, воспринималось теперь как нечто само собой разумеющееся, к чему он шел все эти долгие, унылые и, чего греха таить, полные безнадежного смертельного одиночества годы. Предчувствие грядущих перемен? Нет, скорее, робкое ощущение такой желанной неизбежности. Очередная отправная точка преодолена, а дальше… будь, что будет!

Первая неуверенность исчезла. Ведь так часто бывает между незнакомыми людьми, когда внимательно следишь за своими словами и еще внимательнее — за словами собеседника. Срабатывает естественный механизм защиты, оберегающий персональное и такое безопасное одиночество.

Одиночество, которое спасает, иногда лечит, но чаще — убивает. Убивает, словно самый милосердный доктор в мире.

Лаури еще много чего говорил в тот вечер, хотя после, хоть убей, не смог вспомнить подробностей. Память все услужливо затерла, будто, немного смущаясь, подглядывала в замочную скважину. Нурминен и сам не понял, как оказался на длинной ленте серого замусоренного тротуара, покрытого блестящей пленкой выпавших к вечеру ядовитых осадков. Откуда-то из чрева беспросветной сырой пелены небес накрапывал дождик. Капли были маслянистыми, тяжелыми, и если растереть их пальцами, то они пахли переработанным машинным маслом.

Лаури натянул на голову непромокаемый капюшон. Он только что проводил Кайсу до такси. Когда они прощались, девушка как-то странно на него смотрела. Он определенно наговорил много глупостей, особенно по поводу правительственных заговоров и террористов.

Ну кто его тянул за дурной язык? Однако время вспять не повернешь, как бы страстно тебе этого ни хотелось.

Будто желая наказать себя, Нурминен решил отправиться домой пешком. Это было довольно безрассудное решение, но в тот момент о риске он думал в самую последнюю очередь. Как же давно он не гулял по ночному городу!..

Когда чья-то сильная рука рванула Лаури за шиворот, затащив в темный зловонный переулок, он даже не сразу понял, что произошло. Просто неожиданно вместо света вокруг возникла зловещая полутьма. Так бывает только в самых болезненных кошмарах. Необъяснимое и очень быстрое изменение окружающей враждебной среды. В спину чуть выше поясницы уперлось что-то твердое и острое, вызывающее чувство тревоги и стойкого дискомфорта. Эта штука определенно предназначалась для того, чтобы резать такую уязвимую человеческую плоть.

— Давай, выворачивай карманы! И шустро!

Произнесено было тихо, даже как-то безразлично и оттого — особо пугающе. Сразу же стало ясно, что говорящий без зазрения совести его прирежет. Для такого человека убить ближнего — все равно, что поковыряться в зубах.

Для виду Лаури слегка потрепыхался в крепких объятиях грабителя и сразу же понял, что у того имеется напарник.

— Что, оглох?! Или нам самим шарить по твоим вонючим карманам?

— Сейчас… — хрипло пробормотал Нурминен. — Я все отдам… только, пожалуйста, уберите нож…

Хватка слепо ослабла.

— Живо давай! Чего ты там возишься?

Лаури покорно полез в задний карман брюк за деньгами. И в следующую секунду выпал из окружающей реальности. Это было похоже на короткий стремительный обморок: он оставался на ногах, он все отлично осознавал, вот только время… Со временем произошло что-то совершенно невероятное. У него украли несколько минут. Нурминен явственно чувствовал это. Нескольких минут не хватало. Вместо них пропасть, бездна, головокружение и странный металлический привкус во рту. Костяшки пальцев саднили, сердце бешено билось. Заглядывающий в грязный переулок свет подслеповатых уличных фонарей выхватывал из тьмы тела. Неподвижные. Мертвые. Головы и руки вывернуты под неестественным углом, в остекленевших глазах застыл нечеловеческий ужас.

«Неужели ЭТО с ними сделал я?»

Нурминен склонился над ближайшим трупом. На лбу человека, пытавшегося его ограбить, темнел уродливый шрам — порядковый номер «отверженного».

— Нет, я не мог… — едва слышно прошептал Лаури. — Не мог…

Где-то вдалеке протяжно завыла сирена ночного патруля. Именно этот звук окончательно привел его в чувство. Смирившись со страшным откровением, Нурминен быстро огляделся по сторонам. Похоже, свидетелей стремительной расправы не было. Да и не стали бы клейменые грабить граждан в людном месте.

Бросив короткий взгляд на остывающие трупы, Лаури поглубже натянул капюшон и поспешил прочь от проклятого переулка. О случившемся он подумает потом, когда окажется в привычном безопасном месте, или не будет думать вовсе. Что-то подсказывало ему, что лучше всего немедленно забыть об этом. Спрятавшийся где-то глубоко внутри неведомый союзник уговаривал, что все в конечном счете будет хорошо, и Нурминену неожиданно захотелось искренне ему поверить.