Андрей Левицкий - Альбинос (сборник)

Позади монаха (хотя теперь-то стало ясно, что никакой он не монах) из-под тряпья, сваленного кучей у пулеметной станины, высунулся человек.

Этот был не в черной полурясе и брюках-галифе – они не раздобыли второго комплекта одежды, а то бы напарник водителя мог сразу встать за пулеметом, изображая еще одного монаха.

Я прыгнул обратно в рубку и навалился на рычаги – от рева двигателя заложило уши. Только бы радиатор не взорвался! Нагнувшись, сбил торчащую вертикально рукоять пневмотормоза, вдавил педаль.

Заскрипел песок под колесами, и «Зеб» покатил вперед, тяжело набирая ход. Сквозь запыленное стекло рубки было видно, что по курсу лишь пологие всхолмления, никаких крутых склонов, так что я зафиксировал штурвал и выбежал наружу. Сендеры приближались с трех сторон, стволы пулемета на машине слева уже вращались – выпрямившийся позади станины человек вовсю крутил рукоять.

Сквозь рокот моторов донесся громоподобный выстрел штуцера, но визга пули я не услышал, она ушла далеко в сторону. Ветер отнес дымное облачко от машины, догоняющей справа. Там сидели двое кетчеров, а в той, что ехала сзади – один. Хорошо, что на других тачках не было пулеметов.

Когда я побежал к носовой части самохода, загрохотал «гатлинг».

На бегу кинул взгляд через ограждение. Стволы вращались быстро, тот, что оказывался вверху, выплевывал короткий язык огня. Пули застучали по борту «Зеба». Я упал, едва не перевернув кресло и заехав локтем по корпусу гитары. Схватив ружье, встал на колени. Длинный ствол описал дугу, в прицеле возникла голова человека за пулеметом. Палец вдавил спусковой крючок.

Я скорее стрелок, чем кулачный боец. Драться приходится не так уж и часто, а если все же без этого не обойтись, предпочитаю использовать вспомогательные инструменты вроде раскладной дубинки, цепи с грузилом на конце, да хотя бы обычной палкой. Пальцы у меня тонкие и длинные, ими хорошо перебирать струны или держать губную гармошку, но для кулачного боя они не слишком подходят. А вот на курок такими пальцами нажимать – самое оно, да и с глазомером порядок. Иногда, если денег хватает, я беру оплату за очередную доставку не наличными, а патронами к трехлинейке или «шершням», и долгими солнечными днями, пока «Зеб» ползет между барханами, тренируюсь, стреляя по белушам, гиенам-хохотуньям, пылевым суркам и ползунам, выбравшимся из своих холмовейников.

В общем, хотя самоход дергался, и пейзаж качался перед глазами, пуля угодила бандиту в плечо. Трехлинейная винтовка – это тебе не маленький двуствольный «шершень», у нее и дальность боя выше, и кучность она дает приличную. Бандита отбросило назад, он исчез из виду за станиной пулемета, который покрутился еще немного и смолк.

Я передернул затвор и повел стволом, выцеливая водителя. За спиной сквозь нарастающий рев мотора сухо кашлянул бандитский револьвер. Пуля едва не сбила шляпу с головы, шнурок впился в горло. Упав на бок, я перекатился, встал на одно колено и вскинув трехлинейку, – все это одним длинным плавным движением – выстрелил.

Сендер вильнул, достигнув конца склона, и пуля пролетела мимо цели. Только я попытался прицелиться снова, как на палубу что-то со стуком упало. С разворота пальнув в сендер за правым бортом, увидел, как мимо катится динамитная шашка, бросил ружье и прыгнул за ней.

Огонек на конце фитиля громко шипел, плюясь искрами. Я почти схватил шашку, когда самоход накренился, и она покатилась под кресло-качалку. С перекошенным лицом рванулся следом, опрокинул кресло, потянув лодыжку – и в падении подхватил желто-коричневый цилиндр с искрящим фитилем на конце. Фитиль уже прогорел. Я отшвырнул шашку назад. Перелетев через крышу рубки, она взорвалась в воздухе прямо за кормой «Зеба».

Последствия оказались неудачны как для меня, так и для преследователей. Выхлопную трубу самохода разорвало, и наружу повалил черный дым. Он ослепил водителя машины, несшейся прямо позади. Кетчер навалился на руль, чтобы не столкнуться с «Зебом», тачку повело вбок, она подскочила на песчаном горбе, как на трамплине, и упала на «тевтонец». Я к тому времени уже хромал к рубке. Оказавшись в ней, отжал фиксатор на рулевой колонке и крутанул штурвал. Ясное дело, я был в тот момент несколько взбудоражен, потому сделал это с излишней резкостью. «Зеб» дернуло так, что я едва не вылетел из рубки через распахнутую дверь. Зашипели колеса, самоход накренился, за ограждением качнулось желтое песчаное море. По нему несся третий сендер, тот, с которого бросили шашку.

Когда «Зеб» повернул, две машины рывком сблизились. Тактику кетчеров я знаю: они собирались двигаться параллельным курсом под высоким бортом самохода, зашвырнуть сюда несколько абордажных крюков и забраться на палубу.

Но ничего не вышло, мы столкнулись.

Бандитские сендеры приземистые и легкие. Они оснащены раздвижными мачтами с парусами, то есть способны передвигаться под действием ветра. А мой «Зеб» – настоящий самоход-торговец, с вместительным трюмом и широкой палубой. Это переделанная круизная яхта, я слышал, раньше такие плавали по морям, хотя никогда не видел тех морей. Теперь у яхты шесть колес и пара двигателей, но нет ни мачты, ни такелажа. Восседая на палубе в любимом кресле-качалке, я взираю на окружающих свысока – в прямом смысле слова. Да и весит торговец в несколько раз больше обычного сендера, рассчитанного на экипаж из двух-трех человек.

В общем, столкновения как такового не получилось, вернее, оно вышло несколько однобоким: сначала сендер почти затянуло под днище «Зеба», потом едва не раздавило задней парой колес, а после вышвырнуло обратно, как пробку из бутылки забродившего пива. Самоход сильно качнулся, я покатился по палубе, врезался плечом в ограждение и вскочил.

Бандитские тачки остались позади. Те, что столкнулись, напоминали груду металлолома, третья перевернулась на бок. Из-под нее на четвереньках выбрался человек и встал, шатаясь. Почему-то он не попытался выстрелить – достал бинокль и принялся глядеть мне вслед. Я плюнул в его сторону, и потом вершина холма скрыла бандитов от взгляда.

Двигатель то принимался жалобно урчать, то взрыкивал, как подстреленный мутафаг, из самохода валил дым. Гитара разбита и восстановлению не подлежит. Упаковка с остатками пива свалилась за борт. Настроение испорчено.

Рязань – городишко старателей, грязный и буйный. Всякие неудачники, рыщущие по Пустоши в поисках нефти, сходятся сюда, чтоб отдохнуть, напиться и подцепить девку в кнайпе при единственной гостинице. Говорят, раньше в этих местах никакой нефти отродясь не было, но после Погибели какие-то там пласты сдвинулись – один умник из Москвы мне объяснял, называл их «тектонические», – вот она и появилась. Больше всего ее в окрестностях Москвы, тамошние кланы даже именуют топливными. Они держат скважины, небольшие перерабатывающие заводики и торгуют бензином да соляркой по всей Пустоши. А еще по ней бродят их диверсионные отряды, которые уничтожают скважины, найденные за пределами Московии, взрывают оборудование и убивают старателей. Ясно, что это не способствует доброму нраву последних.