Алексей Бергман - Сын безумия

Юноша рассеянно дотронулся до запястья и покрутил на нем тусклую наборную змейку браслета.

— Кажется, он изготовлен из цельного витахрома?

— Да. — Молчание уже становилось невежливым, и Зафс заставил себя ответить.

Сегодняшний «всплеск» ударил не только обостренной памятью, толщу из брони транквилизаторов пробили также и телепатические эманации.

«А ведь я это предчувствовал! — упрекал себя юноша. — Уже входя в аудиторию, я улавливал негативный настрой толпы. Несколько широкоплечих молодцов просто с ума сходили от ревности. — Зафс покосился на Леверу. — Какой прекрасный все же повод! — И тяжко вздохнул. — Но это все же никак не оправдывает мой „цирковой номер“. „Всплеск“ можно было подавить. А я — влюбленный идиот! — решил блеснуть».

Под прозрачным полом флаера проплывала окультуренно-буйная зелень парковой зоны. Прогуливающиеся люди бродили по берегу причудливо изогнутого нерукотворного озера, с невысокой скалы, один за другим, падали стройные фигурки ныряльщиков. Какой-то седовласый старец держал за руку худенькую девчонку и оттаскивал ее от края скалы.

Дедушка и внучка, чудная пара. Зафс вспомнил элегантного профессора Эйринама и усмехнулся.

Войдя в Дом-музей, он мог бы с точность определить место и время рождения, пожалуй, каждого экспоната. Сегодняшний «всплеск» был самым сильным за последние месяцы. Так что больших усилий стоило Зафсу не вовлекать ученого-историка в интересную беседу, не заострять внимание на предметах экспозиции, а тупо следовать в кильватере Леверы.

Но «всплеск» также обострил и ментальное восприятие. Если память можно было обуздать молчанием, то ощущение сначала растерянности, а потом негодования профессора просто терзали юношу. Чужие эмоции не получалось «выключить», чужое восприятие тебя било болезненнее пощечин. И Зафса мучило не сколько негодование Эйринама, сколько просчитанный ход эмоционального развития ситуации. Зафс и Левера уйдут из Дома ученого и оставят добряка профессора в таком подавленном состоянии, что даже гневная реакция — болван, мальчишка! — не спасет того от депрессии. Когда Зафс уйдет, профессор почувствует свой Дом оскверненным и надолго погрузится в печальное изучение «непринятых» сокровищ.

Человек страдал. И это было невыносимо для Зафса. У самого выхода он зацепился взглядом за зеркало…

«Пожалел, — вздохнул юноша. — Но это не страшно. Эйринам надолго застрянет мыслями на производстве зеркал и, пожалуй, перестанет на себя сердиться. На себя, на свой ДОМ, на болвана Зафса Варнаа…»

— У моего брата тоже был браслет из витахрома, он помогал ему при головных болях, — говорила тем временем Левера. — Но всегда носить «живое железо» братишка не мог, аллергия развивалась. А у тебя? Нет аллергии?

Зафс помотал головой.

Браслет. Еще одна загадка, еще одно знамение его жизни. Зафсу казалось, что этот браслет был на нем всегда, с первой минуты рождения, ни разу, ни на секунду он не терял с ним связи. Когда рука Зафса становилась шире, отец, не снимая украшения с запястья, наращивал его на одно звено. Эти новые звенья, блестящие и не очень, были временной шкалой жизни Зафса Варнаа.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах не снимай его с руки, — постоянно напоминали родители. — Ни на миг, ни на долю мига. Твое тело должно иметь постоянный контакт с «живым железом».

— Почему? — сотни раз спрашивал Зафс.

Отец не давал объяснений. Просто просил принять его слова на веру и исполнять просьбу. Загадочный браслет — простая безыскусная цепь из прямоугольных пластинок, матово поблескивающих на запястье, — ничего не добавлял и не отнимал у Зафса. С ним приходилось мириться, как с пластиковым инъектором, всегда прикрепленным к изнанке любой одежды ребенка, мальчика, подростка и теперь юноши Зафса Варнаа. И этот инъектор был гораздо хуже. Он приносил тупую головную боль, вязкие мысли и чувство обреченности — так будет длиться, длиться и длиться.

Пока Зафс Варнаа не раздаст долги.

— Я хочу, чтобы ты сегодня пошел со мной на вечеринку, — вливался в уши голос Леверы. Нежный, щебечущий, возбужденный. — Мои друзья соберутся в доме Паланги… — Зафс не отвечал, и девушка шутливо ткнула его кулаком в бок. — Пойдешь?

— Прости, сегодня я обещал помочь отцу.

— Перестань! — Левера капризно надула губы. — Там будет весело! Соберутся только свои…

«Свои», — мысленно усмехнулся Зафс. Четыре часа назад он много бы отдал за такие слова. Левера выбирала свое окружение, как привередливая красотка выбирает украшение в ювелирной лавке, — сияющему камню требуется соответствующее обрамление. Зафс видел ее подружек. Много часов, скрываясь за живым зеленым пологом на окнах, он стоял и смотрел, как веселятся в соседнем дворе взрослеющие богини. Лукавые, неопытные грешницы, пленительные девственницы, ласковые девы-искусительницы…

Их было много, этих девушек. И еще больше часов без сна…

— Так ты пойдешь?!

— Нет, извини. Я занят.

Левера резко бросила машину вниз и, почти задевая днищем флаера верхушки деревьев, пронеслась над парком, беря прямой курс на их квартал.

— Не сердись, — попросил Зафс. — Когда-нибудь потом…

— Потом не будет.

Левера обрезала этими словами все надежды Зафса. Обкорнала, как неудавшуюся заготовку обещанного романа. И выбросила.

В мусор. Навсегда.

Если бы не предстоящий разговор с родителями, Зафс, пожалуй, позволил бы себе опечалиться. Отверг красавицу. Или она его отвергла?

Нет, этим мыслям не осталось места. На сегодня с него достаточно любовных неурядиц. Или неурядиц, приключившихся от любви?

Левера быстро привела флаер на стоянку возле их домов, и Зафс даже не сделал попытки как-то сгладить неловкость. Он хмуро попрощался, не получил ответа и медленно пошел по мягкой, пружинящей зеленым дерном тропинке.

«Знают или нет?» — тревожно размышлял проштрафившийся юнец. Не выдержав, послал тончайшую мысленить к дому и тут же отдернул, как обжегся.

Знают. Отец уже пришел из университета и принес маме известия — их сын снова выделился. Глупо, напоказ, как цирковой факир вращал шарами из планет, переставлял по полю битвы икры кораблей…

— Зачем ты это сделал?! — В голосе доктора Варнаа не звучало негодование. Только усталость, тягостная обреченность и грусть — их сын не хочет или не может совладать с давлением Знаний. — Почему?

— Оставь его, — тихо попросила мама. — Неужели ты не видишь — он влюблен.

— В кого?! — Отец развел руками. Создав в воздухе круг, он словно очертил вокруг сына замкнутое пространство вечного одиночества, глубокого, как пропасть.

— В соседку, — спокойно пояснила мама, и сын опустил голову.

— В Леверу?! Боже!