Игорь Подгурский - Подземный рейд

Всего пара фраз, и двери «Хоттабыча» надолго захлопнулись перед каэсэсовцами. Лучше перетерпеть несколько месяцев, чем стать персоной нон грата в этом месте, давно ставшем для них вторым домом.

Первым на крыльцо вывалился Плевок и, вдохнув полной грудью свежий воздух, вытащил пачку сигарет. Получить дозу никотина не удалось. Разбитые в кровь губы-оладьи отказывались нормально держать сигарету.

Следом за ним из дверей вышли Шаржуков и Бормотов. Олег издевательски щелкнул зажигалкой под носом горе-курильщика и подчеркнуто доброжелательно осведомился:

– Огоньку?!

Плевок сплюнул сигарету вместе с тягучей розовой слюной. Спускаясь по ступенькам, он, не оборачиваясь, бросил через плечо Олегу вместо вежливого «благодарю»:

– Не зря я тебя раньше недолюбливал, а теперь так и вовсе ненавижу!

Подсохшая корочка на губах лопнула, слова получились тихими и полушипящими. Левая припухшая скула внятному произношению никак не способствовала. Как вся подавляющая часть человечества, Олег был правшой, и удар справа у него был поставлен лучше, чем слева.

– Хоть что-то в твоей жизни, Олежик, проходит «не зря»! – хохотнул Бормотов.

– Почему у меня родители интеллигентные люди?! – громко вопросил лифтер в удаляющуюся спину скандалиста. – Почему у меня бабушка преподает в консерватории? Почему я не могу пакостному человеку свернуть шею просто так?

– Точно, «почему»? – поддакнул Бормотов. – Когда спор решала шпага, хамья столько не было. Если бы не свидетели, убил бы на фиг, да? – сказанное было адресовано Олегу, но так, чтобы услышал поспешно прибавивший шагу Плевок.

После обмена взаимными оскорблениями и угрозами разговор угас, как спичка на ветру. Шаржуков мысленно поставил жирный крестик напротив фамилии Шаломая.

Безлюден и угрюм Большой Хинганский хребет. Черные вершины прятались в облаках. Безмолвие тишины разорвал гул тысяч двигателей. Войска Дальневосточного фронта рвались вперед и вверх. Кто остался в живых, никогда не забудет этот поход.

Одиннадцатого августа 1945 года передовые части семнадцатой армии перемахнули Хинганский хребет. Древняя естественная преграда, созданная природой, осталась за солдатскими спинами, обтянутыми просоленными гимнастерками. Впереди – долина Маньчжурии и Квантунская армия.

Механизированные и танковые соединения вырвались на оперативный простор. Стремительный выход советских войск в тыл японской армии одновременно прорвал третий фронт Квантунской армии. Основные коммуникации были перерезаны. Японские командиры не смогли ими воспользоваться для организованного отвода своих подразделений на запасные рубежи обороны, подготовленные в глубине Маньчжурии.

Начались сражения за опорные пункты. Фактор внезапности растворился в непрерывной череде схваток.

Командующий первым фронтом Квантунской армии, стремясь не допустить прорыва главной группировки войск Дальневосточного фронта к центральным городам Маньчжурии Гирину и Харбину, сосредоточил в районе Муданьцзяня все резервы. В стальной кулак стянули все соединения пятой армии: пять дивизий и восемь отрядов смертников.

13 и 14 августа на муданьцзянском направлении японцы перегруппировались и контратаковали советские войска.

Наступившее утро выдалось туманным. Но туман был верховой. В этот день с полевых аэродромов самолеты не взлетели ни с той, ни с другой стороны.

В тылу наступающих войск вовсю действовали японские солдаты-смертники, как небольшими группами, так и поодиночке. Они обвязывали себя гранатами и шашками со взрывчаткой, прятались в густой траве и придорожных канавах. Выбор цели зависел от стечения обстоятельств. Сухопутные камикадзе бросались под танки, автомобили или, подкравшись, подрывали себя рядом с колоннами на марше. Сраженные осколками советские солдаты устилали телами маньчжурскую землю. Одиночки-смертники открыли настоящую охоту за штабными и командирскими легковушками с офицерами.

Десантная танковая рота капитана Олега Шаржукова с пехотой на броне далеко оторвалась от основных сил бригады. В роте «тридцатьчетверок» было десять машин: три взвода по три танка в каждом плюс командирская броня.

На танках, как серо-белые наросты, – солдаты десанта. Надо было видеть солдат, чтобы понять, чего им стоили несколько дней непрерывных боев в наступлении. Лица военных почернели от загара и пыли. Форма, наоборот, выгорела до белизны. За последние сутки они сделали одну короткую паузу в стремительном броске на восток лишь для того, чтобы наскоро перекусить и залить топливо в баки боевых машин. С момента перехода границы и началась эта борьба за время и пространство.

Сегодня они были головной походной заставой. Перед ними стояла задача провести разведку боем на подступах к японскому опорному пункту на горе «Верблюд». Очередная высотка в бесконечной череде схваток была ключом к равнине. Овладеть ею – и стальные клинья вырвутся на оперативный простор, замыкая кольцо окружения вражеской группировки.

Олег Шаржуков сидел на башне «тридцатьчетверки». Старший сержант помкомвзвода Житенев показывал рукой и пытался что-то объяснить десантнику с автоматом на груди, стараясь перекричать грохот двигателя и лязг гусениц. Сквозь облако пыли сзади мелькал силуэт танка командира второго взвода лейтенанта Павла Герасимова.

«Не отстает», – удовлетворенно подумал Шаржуков. На мгновение из второго открытого люка в башне высунулся заряжающий Степан Семенов. В этот момент впереди что-то ярко сверкнуло в свете жгучего маньчжурского солнца. Миг – и следом долетел звук взрыва. К грохоту танковых моторов прибавилась длинная пулеметная дробь и трескотня автоматных очередей. Один за другим громыхнули глухие взрывы гранат.

Когда до высоты «Верблюд» оставалось чуть больше трех километров, головная машина словно наткнулась на невидимую стену и занялась пламенем. Ротная колонна разворачивалась в боевой порядок. Стальные коробочки боевых машин съезжали с дороги влево и вправо. Замаскированное противотанковое орудие молчало. Артиллерийский расчет затаился, не подавая признаков жизни.

Верхний люк на башне подбитой машины открылся, но из него так никто и не вылез. Поваливший густой столб дыма как будто старался дотянуться до низких облаков. Уничтоженная головная машина означала скорый бой и смерть. Не угадать, кого костлявая прихватит сегодня к себе в гости.

Стальные громадины, рассыпавшиеся цепью, ворочали башни из стороны в сторону, выцеливая врага. Стволы орудий походили на хоботы доисторических исполинов, вынюхивающих опасность.

Капитан Шаржуков приник к перископу в командирской башенке. Ничего и никого. Вражеская высота далеко для прицельного орудийного выстрела. Вспышек выстрелов не видно.