Дэниел Моран - Изумрудные глаза

Теперь Трент усмехнулся:

– Что-то не верится.

– Пока не верится, – уточнил Джимми. – Все-таки поделись, что там вертелось в твоей голове, когда я подошел?

– Я вспоминал лягушатника Мохаммеда, – ответил Трент со всей возможной искренностью.

– Ну дела. Французишка с арабским именем?

– Так и есть.

– Загадка на загадке, – вздохнул Джимми. – В твоих чертах вроде бы нет ничего арабского. Трент не ответил.

– Или ты собираешься пришить этого лягушатника? – спросил чернокожий дружок.

– Джимми, убийство...

– Это плохо. Я знаю, знаю. Тебе что, никогда не приходилось убивать?

– Однажды. Это был несчастный случай. – Трент, помолчав, добавил: – Он утонул.

– Братан, и ты до сих пор терзаешься муками совести?

– Такое тоже иногда случается, Джимми. Через много-много лет я понял, что он спас мне жизнь.

Трент задумался о том, что, когда тебе семнадцать, шесть лет кажутся немыслимым по давности сроком. Он не стал дожидаться, когда Джимми что-нибудь ответит, обнял друга за плечо, сказав:

– Давай-ка вернемся к своим. И повел друга в зал.

Такие дела, читатель.

Всякое время рождает легенды. Но прежде чем миф отразится в словах, придающих всякой вещи волнующий смысл и аромат таинственности, требуется совсем немного – правда. Событие, способное привлечь внимание или, скажем так, способное наполниться дневным светом и хранить его в самые темные и жуткие ночи, в любом случае должно состояться.

Быть!

Легенды редко исполнены доброты. Великодушие, кротость, назидательность, тем более счастливые концы более свойственны интерпретациям. Само же событие, по большей части, жестоко. Обыденные, наполненные привычно добродетельным благородством или великодушием происшествия редко задерживаются в памяти поколений. Другое дело любовь, смерть, неукротимая отвага, ненасытная жадность. Они толкают человека на потрясающие воображение поступки. Однако само по себе деяние еще только повод, который может обернуться сказанием, а может и зачахнуть в людской памяти.

Я знавал многих замечательных людей, живших в Неразрывном Времени. Я был знаком с Ифахадом, схватившимся в смертельной схватке с К'Эйли. Я присутствовал на знаменитом заседании Конгресса, когда члены Зарадина решили начать войны во времени. Я присутствовал, когда благородный король Артур пал, сраженный рукой Камбера Тремодиана. Я очень горевал о нем. Я присутствовал, когда осененный гением Шекспир хватался за перо. Был свидетелем, когда композитор благородная Эри Моорх сочиняла свое последнее и самое популярное произведение – двадцатисемичасовой сен-сабль «Властелин Колец».

Я был знаком с тремя самыми отъявленными негодлями, которых когда-либо рождала человеческая раса, – с Шивой Куриачином, с Олой, впоследствии ставшей Голубой Леди, и самим Камбером Тремодианом.

Знавал я и добрых людей, их было куда больше. Они-то и определили мою жизнь, но больше всего я сожалею о том, что мне никогда не довелось встретиться с Трентом Неуловимым.