Виктор Глумов - Легенды Пустоши

И эта троица не нашла лучшего места для привала!

Така решил наблюдать пока и не вмешиваться ни в коем случае.

Была надежда, что чужаки, бросив маниса и повозку, уберутся пешком и ему не придется сидеть в щели до темноты, чтобы потом тихонько уйти. Связываться с семейкой чужаков у Таки не было ни малейшего желания. Они его не нанимали. И хоть он был из клана людоедов, человечину пробовал лишь однажды — на собственном обряде посвящения в кочевники. Отказаться нельзя было — старейшина убил бы его тогда. Так что даже в качестве пищи чужаки его не интересовали. Зато мужчина в шляпе — нервный он какой-то, дерганый — запросто пальнет из ружья, что висит у него на плече, стоит только Таке показаться ему на глаза.

Пока глава семейства что-то кричал сыну и своей женщине, Така вспомнил, как много лет назад первая жена родила ему дочь. Таку тогда призвал к себе старейшина клана и сказал, чтобы он, Така, отправлялся в дальний оазис меж тремя высокими холмами — священное место всех кочевников.

— Что Така должен найти?

— М-мать, — помедлив, ответил низенький худой старичок.

— Что? — Наверное, Така ослышался.

— М-мать, — терпеливо повторил старейшина. — Медузу-мать. Или Мать-всех-медуз, как ее называют наши соседи.

— Почему Така раньше не слышал ни о какой м-матери?

— Потому что молод был. И потому что не было детей. Теперь всё иначе. Теперь ты знаешь один из величайших секретов всех кочевых кланов. То, почему только мы умеем выживать в Донной пустыне и никто больше!..

Давно это было… Така втянул воздух через нос — пахло дымом.

Мальчишка, на вид семи сухих сезонов, развел костер, предварительно ободрав окрестные кусты. И ведь не побоялся колючек! Еще и плеснул в огонь какую-то дрянь — и пламя стало выше, к небу взвились клубы черного дыма.

От детей одни неприятности. Этот дым наверняка виден чуть ли не от самого горизонта. А тот, кто не умеет быть незаметным, должен уметь встречать гостей.

— Янис, ты что там затеял? — На главе семейства была куртка из плотной выцветшей ткани, прикрывающей руки чуть ли не до кончиков пальцев. Воротник стоял торчком, чтобы спрятать от палящего светила шею — дополнительная к соломенной шляпе предосторожность. Кожаные штаны из шкуры ползуна особенно бросались в глаза — их не купишь ни на одной заправке московских кланов, дорогая вещь. На поясе у мужчины висел кошель — в таких обычно носят стебли болотной травы, высушенные и спрессованные в пластинки. Подтверждая догадку Таки, он извлек из кошеля пару пластинок и, сунув в рот, монотонно задвигал челюстями. Вскоре пластинки размякнут, превратятся в наркотическую жвачку.

Зря. Пустыня не любит тех, кто столь беспечен.

— Хочу разогреть мясо. — На голове мальчишки ладно сидела кепка, глаза его прикрывали солнцезащитные очки по стоимости сравнимые с винтовкой на плече папаши. — Вкусней ведь. Мама сказала, обедать пора.

— Аймир, дорогой, все равно манису отдохнуть надо. — Из-под тента выбралась женщина.

Лицо ее заслоняла ткань, просторные одежды доходили до кончиков пальцев на руках и ногах. Но двигалась она так легко и грациозно, что Така даже затаил дыхание, наблюдая за тем, как она поднесла сыну закопченный котелок.

Вся семейка расселась у костра и принялась ждать, пока пища разогреется.

Вот только отобедать им не довелось.

— Папа, смотри! Кто это?

— Не знаю… — Мужчина в шляпе вскочил, снял с плеча винтовку.

Схватив ребенка за руку, женщина потащила его к повозке, будто тент мог защитить их от всех бед на свете.

Аппетит троице испортил сендер, остановившийся на вершине соседнего холма. Постояв немного, приземистая машина с широкими колесами, специально сделанная для передвижения по илу, устремилась вниз, к повозке. За ней показалась еще одна, такая же. И следом сразу — третья. И хоть аборигены Донной пустыни не пользуются машинами вообще — не столько из-за дороговизны, сколько из-за традиций, — это нисколько не помешало Таке уважительно крякнуть, глядя на то, как быстро и с какой легкостью сендеры спускаются с холма.

Ох уж эти преданья старины!.. Оседлав любимого ящера, Така съездил бы к священному оазису и вернулся к младшей жене и крохотному сыну за пару дней. Но старейшина настаивал, говорил, что на ящере никак нельзя, что М-мать любит покой и лишь кочевник, своими ногами прошедший путь, способен получить от нее благословение и особый подарок. Подарок, ценнее которого нет для человека, — жизнь. «Если М-мать благоволит тебе, Така, твой новый ребенок будет одним из нас, а нет…»

Пыля, сендеры затормозили у повозки.

Глава семейства бестолково водил стволом, направляя винтовку то на одну машину, то на другую.

Из сендеров выбрались мужчины — по двое из каждого. Все были вооружены. Лица скрыты повязками от пыли и солнца, хотя вроде бы машины защищали и от первого и от второго. Все в шляпах — не соломенных, а кожаных. Кожаными были и штаны с куртками. Небось жарко в таком наряде. Но чтобы уберечься от солнца, надо прикрываться. Всем надо. Кроме кочевников. Таке вот не надо.

Демонстративно положив ладони на рукоятки револьверов в кобурах на поясе, тот, что был выше остальных и шире в плечах, хрипло велел:

— Слышь, на. Ты б ружжо опустил.

— Не то мы тебя опустим! — Его коллега, самый низкий и мелкий в компании, мерзко захихикал.

Глава семейства нервно облизнул губы, потом медленно наклонился и положил ружье на ил:

— Я не хочу неприятностей. Я уверен, разногласия мы можем решить, мирно обсудив их. Я…

Кривляясь, его перебил мелкий:

— «Я, я!» Отрыжка маниса, вот ты кто. Навоз катрана круче тебя. А мы только с крутыми вопросы решаем. Верно, Пупс?

Пупсом, понятно, звали бандита с револьверами. В том, что на сендерах прикатила именно банда, кочевник ничуть не сомневался. Машины у них дорогие, да. Значит, повезло на игрищах — поставили удачно. Ну, или кого подстерегли у самого Корабля. Грабить тех, кто слабее и стреляет хуже, — некоторые даже гордятся такой жизнью.

— И шляпу сними, когда с мужчинами разговариваешь! Верно я говорю, а, Пупс? — Не дожидаясь ответного действия, мелкий шагнул к главе семейства, сорвал с него шляпу и швырнул в пыль.

Бандиты загоготали. И громче всех смеялся Пупс.

— Эта дохлая тварь нам ни к чему. — Мелкий кивнул на маниса, у которого отказали уже обе передние ноги. — А вот багаж надо бы проверить. Верно, Пупс?

Не убирая ладоней с рукояток револьверов, Пупс кивнул.

— А этого мы щас разложим на солнышке да немного поглумимся. Можно, Пупс? А то он не сразу ствол опустил…

Бандиты подскочили к бедолаге, схватили его. Один из них сорвал с ремня пленника сумочку с наркотиком и сразу же закинул себе в рот пару пластин. Мужчина дернулся было, возмутился, но болезненного тычка в ребра ему хватило, чтобы понять: сопротивляться бесполезно. Его повалили на живот и…