Сурен Цормудян - Наследие предков

И вдруг за окном что-то вспыхнуло. Рита дернула головой и увидела массу разноцветных огоньков, разлетающихся ровным кругом на уровне ее окна и окрашивавшим деревья во дворе в пестрые тона. Она убрала книгу и сняла наушники. Подошла к окну, отодвинув тюль. Человек во дворе запускал еще один фейерверк. Высокий светловолосый парень в джинсах и белой футболке с черной жилеткой поверх нее. Какая-то тетка бранится на него с балкона, а он выглядит таким счастливым и довольным своей проделкой… Шлет тетке воздушный поцелуй, что вызывает еще больший гнев соседки. Рита улыбается. Она знает, кто это. Последнее время он часто попадается ей на глаза. А сегодня днем он наконец осмелился подойти к ней и сказать:

— Девушка! Я полгода пытаюсь набраться смелости подойти к вам и, наконец, сподобился. Пожалуйста, оцените мой героический поступок и скажите мне ваше имя.

— Рита, — она улыбнулась в ответ.

— Прекрасное имя! А я Сергей. Раз уж мы познакомились, может, обменяемся телефонами?

— Для этого вам надо совершить следующий героический поступок, — ответила она смеясь и отправилась дальше. Домой.

И вот он запускает под ее окном яркие фейерверки. Увидев девушку, Сергей замахал руками, радуясь совсем по-мальчишески. Сергей Маломальский. Сережка…

Она помахала ему ладонью, заливаясь звонким смехом. Он, наверное, все-таки заслужил знать номер ее телефона…

— Рита, — послышался грубый мужской голос совсем близко. — Слушай Рита, мне нужен порошок.

— Что?..

— Мне нужен порошок. Срочно.

И она открыла глаза. У ее кровати склонился Тигран. Это совсем другой мир. Без плеера и синтипоповой музыки в наушниках. Без теток на балконах и фейерверков. И без любимого человека. Только с тусклым светом керосиновой лампы, которую только что зажег Баграмян.

— Сестренка, прости, что так вот вошел. Но я стучал два раза, а ты не ответила.

— Тигроша, наверное, потому что сейчас ночь, и я спала. Ты не подумал об этом? — разочарованно вздохнула она. Хотя, может, и к лучшему, что он прогнал такой сон? Чем сильнее погружаешься в сказку, тем больнее возвращение в реальность. Сейчас больно. А если бы она увидела этот сон до конца?

— Подумал, родная. Но это вопрос жизни, смерти и реинкарнации, — он развел руками.

— Что-то случилось? — Гжель села, кутаясь в одеяло.

— Мне порошок нужен. Срочно.

— Какой еще порошок?

— Из желтого мха который. У тебя ведь в аптеке полно его.

Она удивленно уставилась на него.

— Господи! Тигро, ты что же, подсел на эту дрянь?

— Нет, ну что ты. Просто он мне нужен очень срочно.

— Зачем, да еще ночью?

— Ну надо, зай.

— Ты же знаешь что порошок только по рецепту врача.

Разведчик кивнул:

— Знаю. Но еще знаю, что у тебя есть ключ. И ты тоже врач.

— Слушай, ну если бы кто другой был, я бы ему голову разбила. Но ты… Тигран, ты меня пугаешь.

— Прости, — он присел и улыбнулся. Взял ее ладонь в свою и поцеловал. — Просто верь мне. Дай, пожалуйста. Ну, в смысле, порошок, а не то что можно подумать. — И он подмигнул ей.

— Ну ты и засранец, ей богу!

— Готов это признать, — он снова с силой кивнул. — Безоговорочно.

— Отвернись, я оденусь.

— Хорошо, — Баграмян поднялся и отвернулся. — А, вот еще что. Одолжи немного вяленого мяса. Я верну на днях.

— Ну ты совсем наглец! — проворчала она, одеваясь. — Что еще попросишь? Может, детей тебе родить?

— Я был бы самым счастливым человеком на планете.

— Ну уж нет. Будь как все. Несчастным…

Оставшись снова одна, Рита уже не могла уснуть. Она сидела на кровати и смотрела на масляную лампу, в стекло которой билась одинокая моль. Женщина уж и не знала, проклинать ей теперь Тиграна или благодарить за прерванный сон. Ей было сладко и тепло в нем. Но оттого острее и боль. Рита вздохнула, позавидовав моли, у которой едва ли есть какие-то другие заботы и переживания, кроме стремления сгореть в этой лампе. А что? Может, это оптимальный выход? Она извлекла из-под подушки свой старый кошелек. В нем давно не было никаких денег. Да и ни к чему они сейчас. Несколько кредиток, потерявших всякий смысл много лет назад, да посадочный талон на самолет, который разлучил ее с Сергеем. Собственно, она ведь сама сделала тот шаг. И его фото… Он, кажется, на какую-то анкету фотографировался… Или на паспорт. Или, быть может, на водительские права? Рита уже не помнила. Но помнила еще давно отмеченный факт — даже фотографируясь на серьезный документ, Сережа озорно улыбался…

А что если он жив? Какой он сейчас? Женщина прикрыла глаза и снова вспомнила, как он запускал фейерверки у нее под окном, радостно махал руками. И вдруг остро ощутила, как он, одинокий, грязный, потерявший все, бредет по разрушенной Москве к ее дому. И стоит у руин. А может, дом и уцелел. И тогда он смотрит в ее пустое, мертвое окно. И ведь он даже не знает, что она уехала. Что она жива, но где-то далеко…

Рита быстро убрала бумажник, уронила лицо в ладони и тихо заплакала, проклиная ту роковую ссору, себя и войну…

Прошло немало времени, прежде чем она выплакалась и наступило какое-то тягостное облегчение. Медленно поднявшись, Рита взглянула на лампу. Моль все еще билась в стекло.

— Уйди, — женщина небрежно прогнала насекомое ладонью и, взяв лампу в руку, вышла из своего жилища. — Что же ты там затеял с этим порошком, Тигран? — тихо проговорила она, идя по мрачному, сырому и темному коридору.

Баграмян хмурился все больше. Ему стоило большого труда каждый раз незаметно подсыпать желтый порошок в кружку Борщова. Вещество имело склонность практически мгновенно растворяться в жидкостях, особенно в алкоголе, и Тигран это знал. Еще он знал, что алкоголь и желтый мох, ну или его производные в виде такого вот порошка, — это гремучая смесь. Но чертов преданный шакал Самохина был еще в сознании. Да, уже заметно пьяный. Языком еле ворочает. Но признаки сознания все еще наблюдались.

Сашу Загорского Тигран в свои планы посветить не успел. Шепнул только:

— Что бы ты не увидел, не подавай виду.

Вот и все. Крот продолжал с интересом наблюдать, как развиваются события. Коньяк он едва пригубил, и дело не в том, что Загорский опасался опаивания Баграмяном и его тоже. Просто к подобным напиткам он был не особо привыкшим.

— Слыш, зизюля, ще ты не пухаешь?.. — пробормотал Борщов, глядя мутными глазами на Саню и водя перед собой обмякшей ладонью. Кажется, очередная доза гремучей смеси перевела Васю за какой-то рубеж. Человеческий облик он стал терять буквально на глазах.

— Да пьет он, что не видишь, — сказал сидевший рядом с Борщовым Баграмян и подмигнув Загорскому, незаметно поднял ладонь.

Саша понял его жест и, приставив кружку ко рту, сделал вид, что пьет. Затем поморщился и «закусил» вяленым мясом.