Ян Миклашевский - Куклы

- В пси-пятна не вляпывались? Артефактов никаких не находили? Или, может, зверьё какое на мозги давило? - оживился Борщевский.

- Тоже про это подумал сначала. Вроде бы всё так, как оно обычно на Аномальных, но в то же время что-то не то, а потом дошло - тишина. За всё время, пока мы до деревни шли, я не услыхал ни единого выстрела, ни крика, ни какого другого звука, имеющего отношение к людям. Если бы один шёл - точно с катушек съехал бы.

- А у "Свободовцев" что? Вы же их лагерь проходить должны были, если до деревни шли.

- Пусто там и грустно. Если я правильно понимаю, то с того момента, как весь их кагал снялся с той точки, на их место никто прийти не пожелал. Ночевать, кстати, я бы там побоялся.

- А что так? - Борщевский сощурил глаза.

- Может, я и мнительный, но место там дурное стало. Тихо там... как на кладбище.

Последние слова он произнёс так, что у Борщевского по спине побежали мурашки. Дима не был первым, кто высказывал ему мнение о том, что Аномальные стали какими-то уж слишком аномальными, но только он сумел сделать это так, что Борщу стало не по себе.

- Что ещё заметил? - не то чтобы Борщевский надеялся узнать что-то уж совсем новое, но, по его мнению, у Димы вследствие вынужденного его выпадения из череды событий, был незамыленный взгляд, а значит, существовала вероятность того, что он мог подметить нечто до него неподмеченное.

- Запустение это какое-то... неправильное. Свято ж место пусто не бывает...

- Ну ты нашёл Святую землю в степях Украины, - расхохотался Борщ. - Места для грешников в аду, если сравнивать с нашими гребенями, окажутся между пятью звёздами и совсем уж люксами. Ну рассмешил.

На лице Димы возникла как будто небольшая ухмылка, и он продолжил.

- Вот вы зря смеётесь, Борис Филлипович, поскольку мнение это не только моё. Неоднократно в нашей столовке высказывалось предположение, что люди ушли не сами, а их выдавило нечто, пришедшее им на смену. Природа не терпит пустоты. Посмотрите же вы, - взвёлся Дима, - Ушли все, кого можно было назвать свободными, а кто остался? Я же не слепой и не глухой, я же знаю, что снялись все сталкеры, не имевшие отношения к Институту, причём даже те, кто неплохо зарабатывал на артефактах. Вплоть до перекупщиков. Особенно меня насторожило, что эти-то снялись чуть ли даже не самыми первыми. Им-то какой смысл терять источник дохода, если учесть, что свои каштаны они таскали из огня чужими руками? Я навёл справки: спрос на некоторые виды артефактов не падал, то есть должны вроде бы быть желающие на этом подзаработать, ан нет. Вернее, было несколько групп, да вот только закончилось всё плохо. Но в сети на некоторых... эмммм... интересных форумах появились душераздирающие, причём почти в прямом смысле, фотографии и истории про то, как одна из этих групп нашла останки нескольких первых, после чего её состав благоразумно решил, что жизнь всё-таки дороже. Дайте сигарету, пожалуйста.

Борщевский за всё время, сколько Дима ходил у него в замах, ещё ни разу не видел того настолько возбуждённым. И что особенно поражало, так это клятая в очередной раз его непохожесть на того Хендрикса, которого Борщ знал прежде. Прежний Дима не мог так говорить. Не стал бы он называть Борщевского по имени-отчеству, да и в выражениях стесняться также не счёл бы нужным.

Борщ открыл ящик стола и выложил на стол пачку. Дима распечатал её дрожащими руками и не с первого раза прикурил.

- Военные за последние полгода дальних рейдов не делали ни одного глубже трёх километров от Периметра, - продолжил он. - Нового Периметра, если уж быть особенно точным. Конвои наши - не в счёт, тут дорога накатана. Это же курам на смех. Да и то, сдаётся мне, что от рейдов у них там было одно название, на самом же деле их командование прятало на Аномальных какие-то концы в какую-нибудь воду. Очень, знаете ли, удобно - аномалии всё сожрут, не подавятся. Да и без аномалий многое можно на учения списать. Горючку, боеприпасы, технику... да что я вам это рассказываю, вы и так это всё знаете.

Дима затянулся, и собрался было продолжить, но в коридоре раздался топот, грохот роняемой мебели и звуки борьбы. Сквозь дверь донеслись обрывки фраз вроде "...Да ты ж в нулину пьян...", "Проспись, завтра расскажешь...", а также "...Это важно.." и "... А вы меня пустите, пусть он решает...". Кто-то явно пытался пробраться в кабинет администратора Базы, но ему, в свою очередь, сделать это почему-то не давали. Борщевский почесал нос и нацепил очки.

- Хватит там уже барагозить, - начальственно гаркнул он. - Запускайте человека, может, у него действительно что-то важное.

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник невысокого роста мужичок в изрядно поношенном защитном костюме. Вид у него был взъерошенный, лицо же - красным от недавней борьбы. За ним стояли ещё двое сталкеров, один из которых держал мужичка за шкирку.

- Борщ, мы предупредили, если что, - произнёс хрипло один из них, - он в стельку. До "белочки" допился небось, почудилось ему там что-то, типа.

- Разберёмся. - Борщевский оглядывал всю компанию.

Мужичок остался на пороге, дверь в кабинет закрылась.

- Кузьмичёв, - строго молвил Борщ, - сразу говорю, что здесь тебе не нальют. Только если чаю и в твою посуду.

- Филлипыч, веришь или нет, но уже само в глотку не лезет, - мужичок дрожал, его маленькие глазки нервно бегали. - Я опять ту бабу видел...

У Кузьмичёва, также известного как Кузя, являвшегося на этот момент единственным оставшимся специалистом в институтской лаборатории на Базе, было три качества, делавшие его если не авторитетом, то весьма уважаемым специалистом среди остальных "ходоков в поля", а именно - умение мыслить нестандартно, в сопровождении с гремучей смесью безбашенности и параноидальной же осторожности. Из мест, куда боялись лазить все остальные, Кузя выходил живым и почти всегда невредимым, да ещё зачастую не с пустыми руками. Даже после того, как База перешла из объятий почившего в бозе Института в ведение какого-то непонятного "отдела", Кузя в дальние выходы ходить не перестал, хотя при том окладе, который ему положил "отдел", мог бы спокойно торчать у себя в лаборатории, поручив добычу образцов тем, кому это положено по должности. Борщевский неоднократно ставил это ему на вид, но требования руководства Кузя упорно игнорировал, ссылаясь на необходимость для себя, как специалиста, в получении образцов непосредственно на местах, дабы максимально подробно оценить все возможные факторы их возникновения. В конце концов, Кузю перестали воспринимать лишь как специалиста лаборатории, что ему оказалось только на руку.

Зазвонил телефон внутренней связи. Борщевский, собравшийся уже было услышать продолжение истории, выматерился.

- Ленин у аппарата, - рявкнул он в трубку.