Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы

Антиох кивает, как во сне:

– Припоминаю, что они называли его Гифьюа.

– Гвардеец Смерти, – кивает Головко. – Хорошо.

– Что насчёт Кая Зулэйна? – спрашивает Сатурналия. – При них ещё был астропат.

– Так вот кем он был? – отзывается Антиох. – Точно, у парня не было глаз. Мне и в голову не пришло, что он астропат. Я думал, они все живут наверху, в Городе Прозрения?

– Не этот, – говорит Нагасена. – Он был сильно изувечен. Он ещё жив?

Антиох улыбается и пожимает плечами, словно этот вопрос его больше не заботит:

– Я его, конечно, заштопал. Почистил ему в глазах, набил рану стерильной марлей. Хотя ему от этого ни тепло, ни холодно.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я имею ввиду то, что он умирает, – огрызается Антиох. – Слишком сильная травма, слишком сильная боль. Я навидался такого в Армии. Некоторые ребята просто сдавались, больше не в силах выносить мучения.

– Но он всё ещё жив? – давит на хирургеона Нагасена.

– В последний раз, когда я его видел, – да.

– Что здесь произошло? – спрашивает Сатурналия. – Зачем сюда приходили те люди, которые лежат снаружи?

– Люди Бабу? Я не знаю, но они хотели, чтобы те вышли и сдались.

Нагасена кивает: его подозрения о том, что люди Бабу Дхакала знали о находившихся здесь Астартес, только что получили подтверждение. В таком месте, как это, тяжело удержать что-либо в тайне, но зачем человеку, модифицировавшему этих людей, активно искать сражения с космодесантниками? Не мог же он не понимать всей степени смертоносности этих воинов? Зачем ему отваживаться на конфронтацию с Астартес, если только у них не было чего-то, в чём этот человек нуждался настолько, что готов был рискнуть жизнями такого множества людей.

– Но они не сдались, – продолжает меж тем Антиох, содрогаясь от воспоминаний, даже несмотря на блаженный наркотический дурман. – В жизни ничего подобного не видел и надеюсь, что больше не увижу. Они порвали людей Бабу в клочья, как каких-нибудь лохов, прямо у меня на глазах. Шестеро против тридцати, и они убили их, словно это было раз плюнуть. Один только Гхота ушёл живым.

– Гхота? Он один из людей Бабу Дхакала?

– Он самый, – подтверждает Антиох. – Здоровый сукин сын, почти такой же дюжий, как те, на чьём хвосте вы сидите. И, если позволите сказать, то я не думаю, что вам нужно их разыскивать. Даже если в живых осталось всего пятеро, в моём понимании, у вас недостаточно солдат, чтобы их угомонить.

– Пятеро? – спрашивает Нагасена.

– Гхота убил белобрысого, – отвечает Антиох, и Нагасена с Сатурналией обмениваются обеспокоенными взглядами. В воздухе повисает невысказанный вопрос, который они разделяют, как общую постыдную тайну. Что за смертный может убить космического десантника?

– И где они теперь? – допытывается у хирургеона Головко. – Куда эти предатели отправились после того, как ты посодействовал их побегу?

– А, до этого я вам помогал, но не думаю, что хочу вам ещё что-нибудь рассказывать, – говорит Антиох. – Похоже, это будет неправильным.

– Мы – слуги Империума, – заявляет Сатурналия, нависая над хрупким хирургеоном, который смотрит на него снизу вверх, как ребёнок, упорствующий перед своим отцом.

– Может и так, но во всяком случае, они вели себя честно, – говорит Антиох.

Нагасена шагает между Антиохом и Головко, прежде чем тот успевает ударить хирургеона. Он жестом подзывает адепта Хирико:

– Сможете разыскать в его разуме нужную вещь?

Хирико осторожно шагает к Антиоху через обломки. Тот смотрит на неё настороженно, но не произносит ни слова, и она помещает свои ладони на его виски.

– Что она делает? – спрашивает Антиох.

– Тебе не о чем волноваться, – заверяет его Нагасена.

Это не убеждает хирургеона, и он смотрит на Хирико с подозрением, нервно поблёскивая глазами.

– Кто она такая? – спрашивает он.

– Я нейролокутор, – говорит Хирико в качестве объяснения. – А теперь сиди смирно, или пострадаешь.

Она закрывает глаза, и Антиох напрягается в ожидании боли.

На что может быть похож разум человека, который одурманен квашем? Возможно ли в принципе извлечь из него что-то полезное? Или его ум подобен крепости, где врата распахнуты, а все двери оставлены незапертыми?

Хирико не двигается почти минуту, потом с силой выдыхает, и её руки соскальзывают с головы Антиоха. Она смотрит остекленевшими глазами, и Нагасена гадает, не перекинулось ли на её сознание воздействие кваша.

– Ох, – произносит она, тряся головой.

– Вы что-нибудь добыли? – спрашивает Нагасена.

Она кивает, всё ещё избавляясь от последствий своих изысканий в разуме Антиоха. Хирургеон выглядит напуганным, и Нагасена осознаёт, что Хирико избавила его от наркотического опьянения. Теперь Антиох вынужден столкнуться с реальностью, не имея возможности спрятаться за утешительной завесой дури, и мир становится пугающим местом.

– Они направляются в так называемый Храм Горя, – говорит Хирико.

– Ты знаешь, где это? – спрашивает её Головко.

Хирико смотрит Антиоху в глаза:

– Да. Это к востоку отсюда. Теперь я знаю дорогу.

– Тогда нам больше не нужен этот предатель, – рычит Головко.

Прежде чем Нагасена успевает его остановить, Чёрный Страж достаёт свой пистолет и всаживает Антиоху пулю в голову.

Когда Кай очнулся, то, к его удивлению, у него ничего не болело, и он испытывал едва ли не всепоглощающее чувство облегчения. Он поднял голову, ощущая острые металлические кромки, впившиеся в его живот. Мир сиял формами из света и тени, отражающими псионические эманации и безжизненные участки. Перед астропатом вырисовывалась чёткая картина зданий, улиц и окружающего пространства. Образ мира был столь же ярким и отчётливым, как и воспринимаемый теми, кто смотрел глазами, данными им от рождения.

– Стойте, – сипло прошелестел Кай. – Пожалуйста, остановитесь. Опустите меня вниз.

Нёсшая его махина остановилась, и грубые руки осторожно сняли его на землю. Перед ним стоял исполин, одетый в броню из шлифованного металла. Примитивные доспехи из листовой стали, пристёгнутые ремнями к громадному телу, и резкие очертания пистолетов, заткнутых у него за поясом, лишь увеличивали чудовищные размеры воина. Его облегала едва различимая золотая дымка, похожая на клочки облака, зацепившиеся за хвостовое оперение летательного аппарата.

Её вид всколыхнул воспоминания о пространстве грёзы, но их суть ускользала от астропата, хотя он был убеждён, что там произошло что-то жизненно важное. В памяти всплывали смутные образы регицидной доски и скрытого капюшоном противника, но он пока не мог ухватить смысл.