Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы

Бабу Дхакал сошёл с помоста, на котором он работал, и вытащил длинный кинжал с зазубренным клинком из ножен на своём бедре. Он приставил его лезвие к пульсирующей артерии на шее Гхоты и праздно подумал, не довести ли ему дело до конца, – просто ради того, чтобы ощутить влажную теплоту человеческой крови.

– В прежние времена я бы не раздумывая снял тебе голову с плеч.

– И я бы это только приветствовал.

Бабу Дхакал убрал в ножны свой кинжал:

– На дворе новая эра, Гхота, и нас осталось слишком мало, чтобы продолжать жить по старинке, – сказал он. – Пока что мне нужно, чтобы твоё сердце оставалось у тебя в груди.

Гхота поднялся на ноги и собрал пальцы в кулак на своей груди, салютуя жестом, который ныне впал в немилость, но всё ещё сохранял значение для воинов, рождённых в позабытые времена.

– Субедар, – произнёс он. – Приказывай.

– Те люди, которых ты с собой брал?

– Все мертвы.

– Неважно, – сказал Бабу Дхакал. – Провалившиеся эксперименты, не более того. Расскажи-ка мне об этих "космических десантниках". На что они похожи?

Гхота презрительно усмехнулся и расправил плечи, хотя у него и не было права этого делать.

– Они нам не ровня, но эти воины достойны носить орла.

– И такими они и должны быть, – ответил Бабу Дхакал. – Они достигли величия, встав на наши плечи. Не будь нас, и их бы не существовало.

– Они всего лишь бледные тени того, чем были мы, – сказал Гхота.

– Нет, они – следующая ступень эволюции сверх-воина, и это мы – бледные тени того, чем являются они. Да, мы сильнее и выносливее, но наше генетическое наследие никогда не предполагалось сохранять. Древняя Ночь, может, и кончилась, но для нас грядёт новый закат. Ты знаешь, что когда нас создавали, то не закладывались на то, что мы будем жить после Объединения?

– Нет, мой субедар.

– В наших генах всегда были изъяны, но я не могу решить, было ли это сделано с умыслом, или так вышло по незнанию. Я надеюсь на последнее, но подозреваю первое. Повелитель этой планеты безразличен к своим творениям, и я сомневаюсь, что его примархи осознаю́т, что как только они выполнят свою задачу, их оттеснят в сторону, отдав предпочтение смертным, во имя которых они сражаются. И я боюсь, что как и ангелы древности, они примут в штыки соображения, лежащие в основе подобного отстранения.

Гхота промолчал, поскольку не понял отсылки к древнему тексту.

– Со сколькими воинами ты столкнулся? – спросил Бабу Дхакал.

– Их было семеро, мой субедар, но двое теперь мертвы, – ответил Гхота. – Осталось лишь пятеро.

– Ты лично убил тех двоих?

– Одного из них, другой и без того умирал.

– Тогда мы должны разыскать их, Гхота, – сказал Бабу Дхакал, поднимая с ближайшего стола металлическое устройство и прикрепляя его к раструбу своей латной перчатки. Раздалось шипение воздуха, охлаждённого до криогенных температур, и из держателей выскочил жужжащий набор игл, лезвий и хирургических инструментов. Бабу Дхакал растянул губы в улыбке.

– Мы умираем с каждым проходящим днём, но имея их генетический материал, я всё ещё могу найти способ обратить вспять медленный распад наших тел. Ты понимаешь, насколько это важно?

– Да, мой субедар, – ответил Гхота.

Бабу Дхакал кивнул и спросил:

– Где сейчас эта пятёрка воинов?

– На востоке, – ответил Гхота. – Мои люди за ними наблюдают. Они пошлют весть.

– Хорошо, – сказал Бабу Дхакал. – Мы сделаем это сами, мой джемадар [78] Джемадар (Jemadar) – звание в индийской армии во времена британского колониализма. . Ты и я. Мы вырвем окровавленные прогеноиды из их живой плоти и получим то, в чём нам было отказано Императором.

– Жизнь, – произнёс Гхота, смакуя звучание этого слова.

Лунное сияние озером заливает площадь, выбеливая все цвета, но никакой свет с ночного неба не в состоянии приглушить яркий багрянец крови, расплёсканной по её беспорядочной мешанине булыжника, каменных плит и голой земли. Нагасена ощупывает взглядом края крыш, выискивая любые признаки угрозы, хотя он не рассчитывает встретить здесь никакого реального сопротивления. По крайней мере, не со стороны их добычи. Железные вороны сидят рядком на карнизах и коньках зданий, брезгуя кучами, которые громоздятся по краям площади.

Мусор от дневного рынка, думает он.

Отходы за день, включая добавку в виде множества мёртвых тел – как минимум двадцати пяти, если не больше. И все поголовно были убиты без жалости, застрелены или выпотрошены при помощи огнестрельного оружия, клинков и голых рук.

– Работа космодесанта, – говорит он, и Сатурналия кивает в знак согласия.

Хирико и Афина, раскрыв рты от ужаса, глазеют на причинённые этим людям увечья. Они ошарашены тем, до какой катастрофической степени можно растерзать человеческие тела. Они не привычны к физическому насилию, и это свидетельство исключительных потрошительских талантов Астартес шокировало их до самой глубины души.

– Тяжко на это смотреть, да? – спрашивает Нагасена не без сочувствия.

Адепт Хирико поднимает глаза, её лицо бледно, а губы пересохли. Она кивает:

– Я знаю, что такое космодесант. Но увидеть, как основательно они могут разобрать человеческое тело на части, это...

– Ужасно, – заканчивает Афина Дийос. – Но это то, для чего они были созданы.

– Для этого, и для ещё так многого, – замечает Нагасена.

Хирико смотрит на него в замешательстве, но ничего не отвечает.

Их вывела к этой площади Афина Дийос, следуя вдоль слабеющей неосязаемой струйки страданий Кая Зулэйна, и хотя ей тягостно помогать охотящимся за астропатом людям, но в первую очередь она предана Империуму. Она верит обету честности, данному Нагасеной, хотя ему самому всё тяжелее оправдывать перед собой эту охоту.

Он уже понял, что Хормейстер солгал ему, объясняя причины, по которым нужно найти Кая Зулэйна, но от этого ему не становится легче. Особенно в свете того, что Атхарва сказал своим товарищам, а Нагасена услышал по оптическому каналу. Сатурналия и Головко отмахиваются от слов изменников, но Нагасена знает, что если на человека навесили ярлык предателя, это ещё не делает его лжецом.

Если Кай Зулэйн действительно знает правду, если ли у Нагасены хоть какое-то право её замалчивать?

Он перестроил свою жизнь, сделав честность тем краеугольным камнем, на котором держалось всё остальное. Он когда-то поклялся на пепелище своей прошлой жизни, что никогда не будет бегать от правды и не позволит другим её скрывать. Нагасена спрашивает себя, во что это выльется, когда наступит развязка этой охоты...

– Тела ещё тёплые, – отмечает Сатурналия. – Мы уже близко.

– Как вы думаете, кто это были такие? – спрашивает Афина. Она кривится от отвращения, когда мимо осторожно пробирается Картоно, заботясь о том, чтобы её не коснуться. Слуга Нагасены вытаскивает из влажной груды изорванной плоти отсечённую руку и стирает кровь с её бицепса, который всё ещё подёргивается от остаточной нервной деятельности. На нём вытатуированы скрещенные молнии и искусное изображение головы быка. Нагасене известно, что люди, некогда проживавшие в этих краях, считали коров священными животными, но это все его знания о значении этого символа.