Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы

– Почему на улицах нет телепатов? – спросил Тортега. – Всё, что я вижу, это сервиторы, шерпы-посыльные и горстка слуг Механикум.

Кай открыл глаза, и городской ландшафт из света и цветов исчез из его разума, сменившись скучной геометрией обыденного камня и бесстрастных углов. Хотя он в своё время и вцепился в шанс восстановить своё зрение, в такие моменты, как этот, он почти что жалел, что это сделал.

– Ученики и адепты Телепатика обычно перемещаются по сети пересекающихся тоннелей, которые пробиты в скале под городом. Лишь считанные единицы выходят на поверхность, если могут этого избежать.

– Почему?

Кай пожал плечами:

– Ощущение солнечного света на коже – просто ещё одно напоминание о том, чего ты лишился.

– Конечно же. Могу себе представить, – кивнул Тортега с таким видом, словно он проник в запутанные глубины человеческой психики, а не понял очевидную вещь.

– Вдобавок, городские стены и скалы под нами наводнены пси-экранирующими кристаллами, из-за чего становится тише, – продолжил Кай. – Путешествуя по поверхности, астропат окружён шумом. Ты непрестанно слышишь неконтролируемые мысли, беспорядочное лопотание и примитивные эмоции. Конечно, тебя обучили, как от них отгораживаться, но всегда остаётся фон. Передвигаться под землёй, где ты его не воспринимаешь, просто-напросто легче.

– А сейчас ты что-нибудь слышишь?

– Только твою нескончаемую трескотню, – сообщил Кай.

Тортега вздохнул:

– Твоя враждебность, Кай, – это просто защитный механизм. Отбрось её.

– О, уволь меня от этого, – сказал астропат, откидывая голову на мягкую ткань подголовника и закрывая глаза. Его второе зрение отыскало мерцающее зарево Шепчущей Башни и разумы, которые ожидали у её входа.

Один был доброжелательным, второй ощетинился неприязнью, которую не мог сдержать даже экранированный шлем.

Скиммер плавно остановился, и крылья дверей скользнули вверх, шипя высококлассной пневматикой. Трое латников вылезли из машины, четвёртый же отрывисто махнул стволом дробовика, подавая Каю и Тортеге знак выгружаться. Хирургеон поспешно вышел наружу, а Кай налил себе ещё одну порцию амасека, не торопясь и оттягивая как можно дольше свою неизбежную судьбу.

– Выходи, – сказал латник.

– Одна последняя порция, – ответил Кай. – Поверь, подобного добра у них там и в помине нет.

Кай осушил стакан одним глотком и закашлялся, когда спиртное обожгло огнём его горло.

– Ты всё? – спросил пустой визор напротив.

– Да похоже на то, – сказал Кай и полез наружу из комфортного тепла скиммера, на ходу выуживая из бара-холодильника бутылку и засовывая её подмышку.

Ледяная атмосфера гор ошеломила его не хуже оплеухи, и он втянул морозный воздух, который обжёг его глотку ещё основательнее, чем амасек. Он совсем запамятовал, как холодно здесь было – до ломоты в костях. Кай много чего забыл про Город Просителей, но только не доброту женщины, которая шагнула из-под арки входа в башню.

– Здравствуй, Кай, – произнесла Аник Сарашина. – Как славно снова тебя увидеть.

– Наставница Сарашина, – сказал он, отвешивая короткий поклон. – Надеюсь, вы не поймёте меня превратно, но я не могу сказать то же самое.

– Нет, да я и не ожидаю, – улыбнулась та, грустно, но не без иронии. – Ты никогда не скрывал, насколько сильно тебе хотелось очутиться подальше от этого места.

– И всё-таки я здесь, – сказал Кай.

Мужчина, который стоял рядом с Сарашиной, шагнул вперёд. Его повадки громилы более чем соответствовали агрессии, которой пульсировала окутывающая его дымка. Заключённый в чёрные, похожие на жучиный панцирь доспехи, с грубыми, безжалостными чертами лица, скрытыми глянцевым шлемом, он излучал силу, как закованный в броню кулак.

Он принял от главы латников свиток пергамента и сломал восковую печать. Удовлетворённый его содержанием, он кивнул и произнёс:

– Перевод подтверждён. Кай Зулэйн теперь под опёкой Чёрных Стражей.

– Опёкой, капитан Головко? – спросил Кай, когда из башни появилась группа солдат в округлых нагрудниках из полированного обсидиана и конических шлемах наподобие ранней модели брони Астартес. У каждого было по длинной секире с чёрным клинком, чьё древко венчал искрящийся пси-кристаллический наконечник.

– Да, Зулэйн. И сейчас это будет "генерал-майор Головко", – сообщил мужчина.

– А ты пошёл в гору, – сказал Кай. – Что, все вышестоящие члены твоей организации погибли в каком-то ужасном инциденте?

– Кай, никто не начинает процесс исцеления с оскорблений, – включился в разговор Тортега.

– О, заткнись, чёртов имбецил! – воскликнул Кай. – Просто уйди, прошу тебя. Забирай скиммер своего дражайшего Патриарха и проваливай отсюда. Я уже не в силах на тебя смотреть.

– Я просто пытаюсь помочь, – обиженно надулся Тортега.

– Тогда уезжай, – сказал астропат. – Это и будет наилучшей помощью с твоей стороны.

Кай ощутил, как плечо его руки обнимают ласковые пальцы, и его затопила успокаивающая энергия. Она смягчила его колкие мысли и вселила в него умиротворение, которого он не чувствовал вот уже несколько месяцев.

– Всё в порядке, хирургеон Тортега, – сказала Аник Сарашина. – Кай дома, и он один из нас. Вы сделали всё, что могли, но настало время передать заботу о нём в наши руки.

Тортега отрывисто кивнул и стремительно отвернулся. Он помедлил, как будто собирался что-то сказать, затем передумал и забрался обратно в скиммер. За ним последовали латники Дома Кастана, и двери опустились вниз, захлопываясь со звучным лязгом.

Скиммер развернулся вокруг своей оси и рванулся прочь, как будто ему не терпелось отсюда убраться.

– Что за гнусное дерьмецо, – произнёс Кай, когда машина скрылась из виду.

В глубинах Шепчущей Башни, в центре сводчатого зала, который отзывался эхом неисчислимых голосов уже давно отзвучавшего хора, стоял одинокий человек, закутанный в расшитую мантию цвета нефрита. Вокруг него кружил водоворот беспорядочных и неразборчивых звуков, похожих на искажённый вокс-сигнал или передачу, летящую через галактические просторы со стародавних эпох.

В верхней точке свода располагалась решётка из пси-кристаллов, которая пульсировала внутренним светом, струящимся с её полигональных граней водопадом мерцающего излучения. Эвандр Григора стоял в центре этой вихрящейся дымки, размахивая руками, как дирижёр невидимого оркестра. Вокруг него формировались туманные образы бесчисленных лиц, предметов и мест. Они возникали из света, словно призраки, затем растворялись в тумане, каждый вызван и развоплощён точным жестом.