Григорий Рожков - Американец

Шквал огня не дал мне закончить дело, лейтенант завис посередь пути, навалившись грудью на крышу башни.

— Уходи… — пролепетал чумазый.

Краем глаза я заметил, как мои помощники оттащили радиста за танк. Мехвод вроде прочухался и, укрывшись за танком, отстреливался из пистолета.

— Кинг! Прикрывай! — Я вновь предпринял попытку вытащить из башни раненого лейтенанта.

— Тащи его! Тащи! Кхе!.. Кхе… — гулко донеслось из танка. — Сейчас на воздух взлетим! Тащи!

Я рывком вытянул чумазого летеху и чуть не сверзился с танка. Передав раненого с рук на руки Броку, помог вылезти оставшимся башнерам через освободившийся проход.

Укрывшись за танком, все перевели дух. Время больше терять нельзя: а вдруг танк и правда рванет?

— Раненых на руки, ходячие своими ногами вот к той казарме, — тычу пальцем в сторону нашего здания. Повторяю команду на двух языках. — Приготовились. Вперед! Быстро! Come on! [12] Давай! ( англ .)

И опять кошмарный сон — быстро, беспорядочно, бессмысленно! Я знаю, кто победит, знаю, какую цену за это заплатит Советский Союз… Но это было в моем мире… И там было по-другому. А здесь? Не знаю… Сложно поверить в то, что ходишь по грани между жизнью и смертью. Но ходишь по этой грани наадреналиненный по самые уши, с диким самомнением. Сейчас тощий американский мнимый первый лейтенант готов на все ради малоизвестных ему людей. И будь что будет: ведь это была мечта! Мечта всей его жизни — поучаствовать хоть в одном бою той Великой Войны. Это его первый, самый что ни на есть настоящий бой. Лицом к лицу с врагом, лицом к лицу с судьбой. Дебильная лирика! Прочь, прочь из головы, не до этого. Да как вообще это удается мне?! Бой идет, а в голове черт-те что!

Вся спасательная партия с танкистами прямо-таки влетела в казарму. С треском и матом, подобно знаменитому электрику, что не был птицей, но все же совершил свой исторический нецензурный полет.

— Вы в порядке, сэр?

Лежа лицом в пыли, сложно рассуждать о порядке.

— Вроде цел… — Встав на карачки, отползаю под окно. В голове и на языке одно: — Помогите танкистам.

— Уже, сэр.

— Что уже?

— Помогаем. У всех контузии, у двоих пулевые ранения.

Пулевые ранения? В танке? Хотя стоп, у поляков противотанковые ружья были. Неужели они смогли пробить броню советского танка? А фиг его знает.

— У поляков в тылу что-то происходит! Они все прут сюда! ВСЕ! — Противным голосом заорал Джи, выскочив из штабной комнаты. — Они сошли с ума!

— Отставить панику! Занять позиции! Приготовиться к отражению атаки! — Попытки сохранить в голосе строгость таяли к концу моих команд, скатываясь на банальный визг. А ведь я всегда гордился своим мощным басом. — Артур, перезаряди оружие! Быстрее! — Пустой диск из автомата убираем в подсумок, полный — в приемник, затвор на себя. Готово.

По зданию ударил снаряд, с потолка посыпалась штукатурка. Это что еще за напасть?! Сколько можно?! Я устал уже.

— German tanks! [13] Немецкие танки! ( англ .). — Все бросились врассыпную по комнатам и утащили за собой танкистов. Не знаю, правильно ли это, но пусть будет так.

Из-за дома бахнул уцелевший советский танк — значит, не все потеряно.

— Второй взвод, налево, к столовой! Аверьянов, за мной!

Опа! Подмога! По площадке перед нашей казармой быстро продвигались навстречу немецкой лавине советские пограничники и красноармейцы. К нашей казарме направлялся живой и невредимый Леха со своими погранцами. И с ними двое очень уж серьезных мужиков с очень серьезными галунами на рукавах. Старлей быстро раздал команды своим подчиненным и вместе с серьезной парочкой заскочил в окна казармы. От количества шпал в петлицах командиров меня бросило в дрожь. У одного было две шпалы, у второго три — майор и подполковник. Ой, неспроста они сюда лично примчались. Где это видано, чтобы старший комсостав лично в бой шел?

— Первый лейтенант Майкл Пауэлл? — присел возле меня подполковник.

— Да, сэр! — Мотнув головой, поправляюсь: — Да, товарищ подполковник.

Сердце сжалось: я видел, как майор потянул из кобуры пистолет, его взгляд бегал туда-сюда. Тот, что присел рядом со мной, оскалился в жутчайшей улыбке, так что мне захотелось заплакать и сознаться во всех грехах.

Я попал! Повоевал — и хватит…

На улице в ту секунду вспыхнула рукопашная схватка, и поляки вместе с откуда-то всплывшими немцами, подстрекаемые неведомой силой, прорвались прямо к нашей казарме. Даже пограничники Аверьянова не смогли их остановить.

Увидел и осознал я это за жалкую долю секунды между попыткой найти выход из сложившейся ситуации с командирами и желанием направить на них ствол автомата.

— Берегись! — Леха успел предупредить всех об опасности.

В окно влетела длинная немецкая граната. Вновь разум помутился, и тело подчинилось порыву. Опять затмение, что же это?

— ГРАНАТА! — завопил я и подхватил с пола штильхендгранату. Рывок к окну, навстречу атакующему врагу.

Бросок!

Медленно, очень медленно, Артур. Опоздал ты, она сейчас взорвется.

Хотелось упасть, мгновенно рухнуть на пол, спастись хоть как-то, но сделать этого я уже не успевал. Почему не успевал? Скажете, у немецкой «колотушки» запал секунд десять горит? Верно, но я ОЩУТИЛ, что взорвется эта дрянь раньше. Меня хватило на то, чтобы продолжить движение левой рукой, метнувшей гранату, и прикрыть лицо.

Удар, волна жара и боль, подобной которой не приходилось испытывать никогда, обрушились на меня. По лицу словно наждачной бумагой прошлись, но даже вскрикнуть не удалось. Удар спиной о стену на миг лишил меня сознания, но при этом странным образом очистил разум от боли. Когда я вновь увидел мир, он потерял краски, яркость и звучание. Ничего не осталось, кроме одной картинки: оконный проем в серой стене и серое небо. Левая рука не шевелится, правая в полном порядке. Пальцами касаюсь правой стороны лица. Кровь. Все же досталось и лицу. Нужно добраться до пистолета, он очень мне нужен. Вальтер с кобурой за спину съехал, а кольт под рукой. Легко поддался клапан кожаной кобуры, сшитой на заказ в моем будущем. Холодная, словно лед, рукоятка кольта легла в ладонь.

Я понял. Я все понял. Это не сон разума, это правда…

Я сейчас умру.

На подоконник ловким прыжком заскочила высокая фигура немецкого унтер-офицера. Пистолет беззвучно толкнулся отдачей в руку, и фашист, потеряв половину черепной коробки, столбом рухнул мне в ноги. Первый патрон.

Через соседнее окно прямо на поднимающегося Аверьянова собрался наброситься поляк. Толчок — второй патрон, еще толчок — третий. Двух пуль ляху для смерти хватит.

Еще двое подбежали к окну напротив и вскинули оружие. Четыре, пять — один упал прямо на подоконник. Шесть, семь… Все, это был последний патрон, и я промахнулся. Немец не промахнется, он выжил. И он ответит.