Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Сверху планировка форта стала более понятной – чисто боб. Или почка. Выгнутая сторона смотрит на рейд. Внутренняя с пристанью – на Кронштадт. К моему удивлению, наверху стояла вполне внятная артиллерия – две ЗУшки и штуки три «Утесов» [72]. А что, разумно, тут можно накрыть любого посягнувшего хама.

Я присоседился к группке морячков у крайней зенитной установки. Они перебирали и протирали красивые снарядики. Старшой, покуривавший козырную трубку, вещал что-то, что скрашивало однообразную работу по переборке боеприпаса. Я прислушался. Ничего не понял, потому что речь шла о механических тонкостях работы этой самой ЗУшки. Свирепая машина плюется этими самыми блестящими снарядиками как осатанелая, две тысячи выстрелов в минуту и достает на два с половиной километра. Правда, как это она делает технически, мне никогда не понять, не мое это.

Старший прервался, посмотрел на меня:

– Новенький? Из научников?

– Ну да, в общем. Внештатный, вот.

– Тогда давайте моим архаровцам что полезное расскажите, все равно ж без дела сидите.

– Так вроде они заняты же? А так отвлекутся…

– Работа стандартная, механическая, самое то слушать что полезное, а то информационный голод будет. А у ребят и так информированность убогая, до Беды из них болванчиков делали. Теперь так нельзя. Умнеть надо.

– А, так тут у вас вроде как выездная лекция?

– Угу. Они многого не шарят и не рубят. По мне так это плохо, вот и толкую, о чем сам знаю. Давайте расскажите что полезное. – И старший в расчете подмигнул.

– Ну ладно. Я вот про эксперимент один расскажу.

– С мышами? – ехидно осведомился конопатейший паренек.

– Конечно. Со слонами тоже можно проводить эксперименты. Только очень накладно. С мышами проще.

– Харитоненко, увянь. А то и тебя на опыты пустим. Например, на эксперимент – как быстро матрос Харитоненко может выдраить гальюн, – мрачновато осек бойкого подчиненного старший в расчете.

Подчиненный тут же увял. И я пустился в повествование о науке:

– Значится, вот такой эксперимент. Ну вы знаете, что мыши умеют плавать, но нехорошо – недалеко. И недолго. Пять мышей помещали в емкость с водой. Засекали время. Через двадцать минут мыши уставали, начинали хлебать воду и шли на дно. Во второй раз снова в воду пускали пять мышей, но, когда они начинали через двадцать минут тонуть, трем мышам, которые дольше удерживались на поверхности, давали дощечку, мыши на нее залезали и спасались. В третий раз снова пускали пять мышей, но две мыши были новые, а три мыши – те, что спаслись в прошлый раз. Так вот, первые две тонули через двадцать минут, а три опытные мыши держались шесть часов! Совершенно обессиленные мыши из последних сил продолжали плавать в расчете на дощечку. И потом так повторялось всякий раз. Новички тонули, опытные дожидались спасительной дощечки. Идея понятна?

Старший расчета ухмыльнулся и осведомился у своего конопатого подчиненного:

– Матрос Харитоненко, смысл эксперимента постиг?

– Если умеешь плавать, это хорошо. Лучше, чем не умеешь.

– Матрос Слесарев, тот же вопрос.

– За битого двух небитых дают. Те три мыши были уже с опытом, знали, что есть шанс на спасение, и потому держались стойко. Так, товарищ старший лейтенант?

– А это вон у ученого спрашивай.

Все посмотрели на меня.

– Да, когда знаешь, что победить можно, – скорее победишь. И у тех, кто так считает, шансов на победу больше, чем у других, не знающих о том, как побеждать. У нас, человеков, опыт выживания куда больше, чем у мышей, – так что очень жизнеутверждающий эксперимент. Тот, кто считает, что сдохнет, и складывает лапки, – дохнет. Кто знает, что в таких условиях люди побеждали, выживет и победит.

– Когда ж это такое было? – с сомнением в голосе осведомился конопатый матрос Харитоненко.

– Да постоянно, – ответил ему Слесарев.

Другие матросы загалдели, споря и со мной и друг с другом.

– Плохо молодежь историю знает, – грустно заметил я старшему расчета.

– Плохо, – печально согласился он.

– Ну вот например, эпидемия чумы в Средневековье. Черная смерть дала семьдесят пять процентов умерших из населения в Европе. Чтоб прикинуть – две трети присутствующих померли бы. Нас тут шестеро – так четверым бы амба. Тридцатилетняя война. В немецких землях две трети населения ласты склеили, особенно мужиков выбило. Церковь христианская официально разрешила двоеженство, чтоб хоть как население восполнить.

– Точно, тогда еще лысые появились! – вспоминает молчавший до этого матросец.

– Это как так?

– Ну бюргер себе взял вторую жену, молодуху. Та и стала у муженька седые волоски выдергивать, чтоб он больше к ней подходил, моложе казался. А старая жена увидела, стала выщипывать черные, чтоб под себя подогнать. Так старались обе, что облысили напрочь мужа. И дети, которые потом рождались у молодухи, были с рождения лысые. Вот.

– Да ну, глупости. У меня дядька лысый, не с рождения же, – убежденно произнес Харитоненко. – Вечно ты, Малышев, напридумываешь!

Все заржали. Видно, Харитоненко не впервой покупался на всякие подначки.

– У нас в семье тоже была история, – включается в разговор старлей. – Праздник семейный, все вино пьют, а теща у меня непьющая, ей купил бутылку лимонада. Ну первый тост, все, значит, выпили. А теща морщится – де лимонад как-то пахнет не так и вкус у него не такой какой-то. Все понюхали – да, воняет изрядно. Стали смотреть. Бутылка зеленая, видно плохо, но что-то в лимонаде болтается, с полмизинца размером. Вылили в блюдце – оказался мышонок. Теща и сейчас не верит, что я не специально бутылку подбирал, а уж сколько лет прошло.

– Недотянул мышь-то. Не выплыл, – подвел итог Малышев.

– Должно быть, нетренированный был, – согласился и Харитоненко.

Все опять заржали.

– Хорошо, а при чем тут история? – спросил Харитоненко, когда все отсмеялись.

– История при том, что если знаешь, что по граблям ходить не стоит, то не ходишь. А не знаешь – получишь по лбу, – пояснил старлей.

– Так я и так по граблям не хожу.

– Я все время забываю, что у тебя, Харитоненко, мышление сухопутное. Проще говоря, если твой дед и твой батя с какой-то бедой справились, то, зная об этом, и ты с бедой справишься. Так понятно? – резонерски выговорил старший расчета.

– Так у моего деда и бати зомбей не было. И вообще, у меня два деда было. А батя один, – недоуменно подвел итог Харитоненко.

У меня не получилось дослушать беседу, Травин вернулся.

– О чем вы так зажигательно беседовали? – полюбопытствовал он.

Расчет как-то затих.

– О мышах, – ответил старлей.

– Полезные зверьки, – вежливо согласился Травин. И неожиданно выдал: – Храбрый самурай был застигнут поздним вечером в незнакомых местах. Остановился на ночь у крестьянина. Тот предложил воину одеяло. Самурай презрительно ответил: «Это вы привыкли нежиться в постелях! Мы – воины, закалены и не изнежены!» Ночью выпал снег. Похолодало. Самурай совсем замерз. Разбудил хозяина. «Вы своим мышам на ночь лапы моете?» – «Нет, господин, у нас такого не делают». – «Дикие, невежественные дурни! Ваши мыши испачкают мою одежду. Ладно, давай свое одеяло!»