Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Спорить с Валерой у Интернет-воителя не выходит – наш медсестр понятия не имеет о том, что такое Интернет, а вот распоряжения врача исполняет даже слишком рьяно, и мы с Буршем наглядно видим, что сила солому ломит.

– Рад, что вы усвоили методы лечения истерии, – с удовольствием замечает Бурш. – Истериков вводить в транс нужно резким звуком. Шарко [51]звонил в колокол, и его истеричные девы сваливались в транс. Громкий звук как ничто другое отлично срабатывает в случае истерии. Жаль, в полной мере здесь не прошло. Я бы с интересом проверил, как вы на практике примените усвоенное…

– Вот черт вас за язык дернул, – с неудовольствием отвечаю я, потому как в кабинет как раз заходит мамашка с девчонкой лет десяти, и в открытую дверь отчетливо доносится уханье, потом рев, потом визг и поток стремительной брани, сопровождающейся грохотом обвально падающих предметов. И все это – прямо за стеной.

Переглядываемся с Буршем, сокрушенно киваем головами. Нам обоим ясно, как ухитрился отличиться Валера. А ведь не раз его предупреждали: йодная сеточка, хорошее и широко применяемое средство (служащее в немалой степени и успокоению пациента) наносится не обильно смоченным тампоном. Даже не в экономии йода дело – просто? попав на нежные складки тонкой кожи, особенно в промежность, йод вызывает ожоги. А Валера – щедрая душа, не внял предупреждениям. Налил небось йода в междупопие. А там кожа куда как нежная. Вот теперь точно жалоба будет. Публика в коридоре оживляется. Когда участники инцидента вываливаются в коридор, часть пациентов начинает неудержимо ржать, часть испуганно шарахается в стороны, а молоденький паренек со свежезабинтованной правой кистью неловко начинает дергать из кармана пистолет. Это уж совсем ни к чему.

– Сидите, сейчас вернусь, – бросаю ошалевшей мамашке, которая на всякий случай закрывает ладошкой глаза своей дочке, и вместе с Буршем выскакиваю в коридор. Интернет-деятель, визжа, воя и ругаясь, вертясь волчком, изображает кота, пытающегося поймать свой хвост. Хвоста у блоггера нет, есть слегка голая, отмеченная старательно разлинееными (по линейке, что ли, их Валерка рисовал?) квадратиками синюшная задница. Немудрено, что публика ошалела – видок тот еще. Валера с испачканными йодом руками пытается остановить недоразрисованного, но не очень успешно. Вот сейчас у пациента настоящая истерика, это точно.

Совместными усилиями загоняем истерящего пациента в разгромленную процедурную, и мне приходится на практике показывать Буршу, что хоть я и не Шарко и колокола у меня нет, но орать я умею:

– Вы! Стоять! Не вертеться! Поняли? – Что-то блеющее в ответ. Продолжаю орать: – Яснее! Громко! Четко! Отвечайте!

Бурш грохает кулаком по столу так, что большая часть предметов в кабинете подпрыгивает, включая и нас с пациентом. Тот, обильно потея, выдавливает из себя:

– Д-да!

Почти плачет.

Стремительно исправляем последствия Валериного усердия и с колоссальным облегчением выпроваживаем пациента.

Разумеется, он оказывается завзятым хаммурапистом, бежит жаловаться, и потом приходится давать объяснения начмеду. Мало того, из очереди жалобы написали еще четверо скрытых хаммурапистов, которым не понравилось, как медики обращаются с пациентом. А может, испугались синей задницы, расчерченной, словно для игры в крестики-нолики.

Единственная польза от всего происшедшего, что после этого инцидента в больнице истерических и сутяжных пациентов стойко стали называть хаммурапистами. Но это было уже сильно потом. А пока мы сидели у начмеда и покорно выслушивали, в общем, совершенно справедливые нотации. Мне еще попутно влетел фитиль за несвоевременно оформляемые истории болезни и первичные документы. А еще я посмеялся про себя, представив, как начмед читает на утренней конференции «обясниль записон»: «пациент скончался в 19.32, после чего через 8 минут воскрес и в течение 3 часов нарушал работу отделения, гоняясь за врачами, медсестрами и другими пациентами, имея при этом гнусные намерения, и в связи с чем мною и не были заполнены Истории болезни»…

Но смех смехом, а мне приходится до позднего вечера дописывать, исправлять и подчищать. Твердо даю себе слово, что уж теперь-то все буду записывать вовремя. Попутно вспоминаю, что своевременное составление документов ровно такая же беда для моего братца. И почему-то в голове упорно крутится слышанное где-то трехстишие:

Неожиданно для Ирки джип развернулся и поехал обратно в зачищенную уже деревню.

Виктор помолчал. А потом не удержался:

– Хочется проверить, что все-таки везла фура. Видно же, что груженая. Вдруг что полезное? Представляешь, целая фура…

– Китайских электродрелей! Или цветочных горшков! – не удержалась Ирина.

– А может, голубцов в соусе? Помнишь жареные голубцы?

Ирка помнила. Пару лет назад, еще при постройке бункера, они рано утром тормознули у сгоревшей фуры. Тягач и половина фуры превратились в руины на ободах колес, а пара несчастных азербайджанцев продавала по совсем смешной цене опаленные банки из полусгоревшего штабеля. Витя деловито купил одну банку, оценил содержимое – а там как раз и были болгарские голубцы – и взял, сколько в УАЗ влезло. Вкусные голубцы были. Ирка сглотнула набежавшие слюнки.

– Я же понимаю, что скорее всего там фигня ненужная. А вдруг и что полезное?

Ирка не стала чиниться, а примирительно согласилась. Правда, подумала, что за несколько месяцев груз мог и банально испортиться. Стать счастливыми обладателями фуры, полной стухших тортов, например, было грустно. Такое даже свиньи жрать не станут. А почему, интересно, пришли в голову тортики? Ирка честно призналась сама себе, что вот сейчас она уплела бы в один присест средних размеров торт, и не обязательно такой фирмы, как «Север» или «Метрополь», и «Невским берегам» была бы куда как рада. Очень хотелось сладкого, а взять дополнительного сахара было неоткуда, потому имевшийся запас, сразу оказавшийся как-то очень маленьким, старательно экономили. Найденные ночью карамели уже ухитрились схрупать.

Деревня, как удовлетворенно отметил вслух Витя, так и стояла пустой. Впрочем, вроде видели метнувшуюся в лес фигурку, но это не Фиолетовый. И мелкая, и пугливая. Держать ухо востро – вполне достаточно будет. Да и отстреливаются эти резвушки даже Иркой.

Подъехал к торцу фуры. Загадал про себя, чтоб много и полезно. Потом взялся взламывать дверку фуры монтировкой, а Ирина как горный орел отслеживала окрестности, сидя на теплой крыше взламываемой машины. Наконец лязг утих, отчетливо проскрипела открываемая дверь.