Александр Зорич - Очень мужская работа

— Как будто колдун не может быть инвалидом…

— Да вы тут все неучи! — сказал Тополь торжественно. — Инвалид в старину — не обязательно калека. Инвалид — это отставной…

— Самолётных хвостов заноситель, — перебил Клубин. — Извини, Костя, все всё поняли. Давай уже, трекер Уткин, добивай про Подфарника: Орджоникидзе вон проехали.

— Ещё следует знать, господин скурмач Олегыч, — сказал Тополь торжественно и с чувством, — что в тёмных, преступных кругах, к которым я близок, словом «колдун» можно нанести серьёзное оскорбление. Вам следует отдавать себе отчёт в этом. Разве мент не должен правильно понимать законы и правила преступного мира…

— Нет.

— …работая под прикрытием…

— Нет.

— …или беседуя с преступником по душам за жизнь?

— Нет, — сказал Клубин.

— Смотрите-ка: дирижабль! — произнёс вдруг Комбат совершенно детским тоном.

Над посёлком, видимым за поредевшим лесом, действительно висел здоровенный жирный дирижабль, заляпанный разноцветными эмблемами.

— Это канадцы, — поглядев, объяснил Клубин. — Они привезли четыре строительные робосистемы. Дирижабль — диспетчерская. Логистика, наблюдение.

— Не вижу логотипа кока-колы, — сказал Тополь раздражённо.

— И это странно, между прочим, — сказал Клубин. — Чего-чего, а рекламы сейчас в Предзонье — в две очереди стоят рекламодатели. Взоры всей планеты прикованы к операции по физической блокаде Чернобыльской Зоны Аномальных Интенсивностей неизвестной природы, этого злокачественного нарыва на лице нашей маленькой голубой Земли… Что, Владимир, закурить?

— Угадали, господин Клубин.

Клубин дал ему закурить.

— Так, меня будут слушать или не будут? — прямо спросил Тополь.

— Безусловно, — сказал Клубин, объезжая воронку на дороге. — Как только ты начнёшь наконец свой интересный рассказ… — Он аккуратно перевалил через подбитое дерево на дороге. — И слушать будут, и записывать будут… — Машина миновала скелетированный труп, валяющийся на обочине. Безусловно, кровосос. Странно. — Вот только™ снимать на видео не будут, Костя. Выключил я видео… даже не знаю зачем.

— Я тебя потом спрошу зачем, — проворчал незримый Эйч-Мент.

— Клубин вызывает Малоросликова, — сказал Клубин, притормозив. Вызов по переадресации сработал мгновенно, генерал-лейтенант ответил через полминуты.

— Здесь Малоросликов.

— Клубин. На траверзе Орджоникидзе, примерно двадцатый километр, точку по GPS сбрасываю. Следы боестолкновения, наблюдаю неучтённый труп кровососа. Примите.

— Понял, принял. Епэбэвээр.

— Продолжайте контролировать особый пропускной режим для моей группы, — сказал Клубин и дал газ.

— Продолжаю контролировать.

— Принял, отбой. До связи.

— Вы слышали, между прочим? — спросил Тополь. — Он сказал: «епэбэвээр»!

— В анналы — не передом, так задом, — сказал Комбат, выпуская дым.

— Анналы — хорошая штука, — заметил Тополь. — Если без опечаток писать. Зря ты, Вовян, куришь. У тебя вся голова белая.

— Недолго осталось, что так, что так. Давай рассказывай, сказочник. Когда ты треплешься — как-то легче на душе. Словно шум морского прибоя. Бессмысленно, но приятно.

— В общем, я точно знаю, Подфарник продавал «абсент» три раза, а скорее всего, больше. Сам делал его и выносил. Пользовал он «королевскую кашу» из-под копейкинской «Прокрусты» суверенно, единолично, чем многих в обществе обижал, а правильней сказать — в стиле, присущем нашему тёмному преступному обществу, огорчал многих этим старик Подфарник. Но — своя фишка есть своя фишка. А сторожил «Прокрусту Копейкина» Подфарник отчаянно и жестоко: «кроссворд» на входе в ангар повесил.

— Э-э… Это электрозамок?

— Да. Вечный артефакт, очень агрессивный. Род «пенсне», но недружественней. Раз завёл его — и всё, навсегда, до скончания Зоны. Ангар стройбатовский с «Прокрустой» — там вход только один, с фронта здания, а задние ворота недоступны, там тяжёлое место впритык, причём тяжёлое место без подхода, за один шаг сразу ударная перегрузка единиц в семьдесят — весь зад ангара перекрыт жёлтой взвесью, спасибо Зоне. Ни пройти, ни выйти… То-то Sleep, при всём уме и уменье на Подфарника и батрачил: надеялся на наследство. Поиметь ключи можно было только по наследству. In that, так сказать, order. Фишки свои Подфарник сторожил намертво, «кроссворды» скупал или отыскивал, «пенсне», «хлебалки»… Подфарник действительно, сдаётся, кайфовал, устраивая в Матушке острова сокровищ… Он же недаром годами пытался представляться Флинтом, помнишь, Вовян?.. Ну какой только он, епэбэвээр, Флинт? Подфарник и есть, и больше ничего… Говорят, между прочим, он когда-то пионервожатым в Советском Союзе работал, в каком-то пафосном пионерлагере. Накладывает отпечаток, видимо. Паруса, каравеллы, благородные пираты… тайные клады… Ну вот. Подзарядки «кроссворду» не надо, в отличие от «пенсне», например. Тут другая беда: если ты забыл свой собственный алгоритм… что это я — «алгоритм»… Не алгоритм, а набор ключей, код по-простому, то ты сам и попал: пройти под «кроссвордом» невозможно, если его поставили в узости какой-нибудь, а другого хода нет. И ещё хуже — «кроссворд» не сотовый телефон, раз ошибся при вводе — второй попытки не будет, распишитесь в получении розовой молнии в башку, и больше никогда и никого «кроссворд» под собой не пропустит. Сколько фишек так похерилось, вы не представляете, Олегыч! И каких фишек… Можно, конечно, попробовать пошедший в разнос «кроссворд» взорвать, но скорей всего ничего не получится, а в данном нашем конкретном Подфарниковом случае — нельзя стопроцентно. Во-первых, ангар сложится, во-вторых, взрывать, и даже стрелять, и даже с глушителем стрелять — рядом с мощной «Прокрустой»… Смертельный трюк, «прыжок смерти», премия Дарвина в чистом виде. В общем, пароли для «кроссворда» хозяину фишки надо знать лучше, чем сколько у него пальцев и правша он или левша.

Отмычка Подфарника в ангар вошёл благополучно, к проволоке подобрался, как к родной, ну и кликнул, значит, ведомого… А «кроссворд», Олегыч, физически — проволока стальная, такой белой как бы бахромой неизвестной природы обросшая, как бы таким пухом, а когда ты её натянул, незаряженную, или подвесил, то этот пух — или бахрома — в центре собирается сам собой и петельки такие образовывает, не меньше пяти, даже если проволока короткая. И не больше тринадцати. Если на эти петельки повесить — или продеть в них — какие-нибудь мелкие предметы: скрепки там канцелярские, тряпочки, патроны, — то проволока прорастает в эти пуховые петельки и набор предметов запоминает. Металлическая память неизвестной природы опять же. А когда ты их достаёшь аккуратно, то бахрома осыпается, а через несколько минут снова нарастает, уже пустыми петельками. Всё, взведено. А когда ты в петельки снова те же предметы вставляешь — не обязательно те же, но точно такие же, — получается как бы разрыв в электрической цепи между проволокой и проходящим под ней хозяином. И назад когда идёшь — то же самое надо сделать. Всегда ты имеешь с собой два набора ключей. Иначе шарахнет молнией, и дальше ты уже идёшь обугленный и вкусно пахнущий.