Александр Афанасьев - У кладезя бездны

Итальянская мафия мимикрировала. Больше — считалось бесчестием заниматься наркотиками, мафия перешла из откровенно нелегальных сфер бизнеса в полулегальные. Городские подряды, выигрываемые по высоким ценам, вывоз мусора, службы такси, прачечные, ресторанчики. В новом веке — мафия специализировалась уже на исключительно легальных подрядах и делах, просто делаемых за счет коррупции, подкупа и разложения государственного механизма. И за счет того, что бизнес, подконтрольный итальянцам, не платил дань негритянским и латиноамериканским бандформированиям.

Семья Альвари наследовала одной из пяти семей Нью-Йорка — Страччи, и входила в Комиссию — высшее объединение мафиозных главарей страны, где пять семей считались чем-то вроде высшего совета, определяющего мафиозную политику страны. Сама семья Страччи — развалилась под ударами ФБР и «Черных братьев» — в восемьдесят втором несколько негритянских боевиков ворвались на свадьбу и открыли автоматный огонь. Уцелевших — собрал под свое крыло капореджиме семьи, Онофрио Альвари. После того, как он взорвал бомбу в одной из негритянских церквей во время службы и совершил еще несколько жестоких расправ над негритянскими официальными и неофициальными лидерами — его стали звать дон Онофрио Альвари. Он же — унаследовал место Страччи в Комиссии, высшем совещательном органе североамериканской мафии.

В Нью-Йорке я имел деловые отношения практически со всеми семьями, конечно — чисто деловые. Но только с доном Онофрио они переросли еще и в дружеские. Я не был членом одной из семей — для русского это было почти невозможно — но это не мешало регулярно получать мне приглашения на все семейные праздники Альвари и играть с этими людьми в карты и другие игры, в какие умел.

Зачем я был нужен дону Онофрио? По разным причинам. Во-первых — я был опытным разведчиком и специалистом по безопасности — и это значило, что я мог достать самые современные системы противодействия прослушиванию, которые давали возможность спокойно жить и разговаривать. Североамериканцы, даже военные, так и не смогли расшифровать действие нашей системы подавления, основанной на скользящих помехах и нелинейных алгоритмах — а это значило, что бизнес дона Онофрио был хорошо защищен, и судебного преследования бояться не стоило. Для всех своих офисов дон Онофрио приобрел специальные машинки для уничтожения документов, которые их просто дематериализовали, и систему компьютерной безопасности за десяток миллионов долларов. Эта система безопасности включала в себя мощный файерволл, через который не могли пробиться лучшие специалисты ФБР, систему коммерческого шифрования, разработанную для русских банков, которую можно раскалывать до морковкина заговения и систему ключа. Как только человек уходит — он запускает процесс выключения компьютера и система отрезает от базы данных кусок, помещая его во флеш-карту — и теперь, даже если компьютер изымут, если он попадет к расшифровщикам — они ничего не смогут сделать, если у них не будет оригинального ключа и пароля. И, естественно, система электронного противодействия прослушиванию помещений. Думаю, агенты ФБР, занимающиеся прослушиванием социальных клубов в Бруклине — сказали в мой адрес немало ласковых…

Во-вторых — дон Онофрио даже в старости был довольно любознательным человеком. И ему просто доставляло удовольствие дружить с русским дворянином, который для него был — как человек из иного мира. У дона Онофрио было четыре сына и две дочери — и они почти всегда присутствовали на семейных торжествах: по моему дон Онофрио просто хотел показать им, как должны выглядеть и действовать нормальные люди. Пусть он сам был закоренелым преступником — но своим детям он такой судьбы не хотел…

Зачем это было нужно мне? Для влияния, для чего же еще. У меня перед Североамериканскими соединенными штатами нет никаких обязательств, я просто делаю бизнес и приобретаю нужные контакты. Контакты, которые пригодятся потом либо лично мне, либо Империи в целом, друзей, которые в жизни никогда не бывают лишними.

К тому же — я искренне считал и продолжаю считать, что лучше всего иметь такую преступность, как семья Альвари-Страччи, чем такую, какую и мне довелось повидать. Мексиканские кланы и картели — с перестрелками на улицах, настоящими уличными боями, с обстрелами полицейских участков из пулеметов и гранатометов, с несовершеннолетними убийцами, которым нет и четырнадцати, но у которых на счету по несколько десятков трупов, с горами кокаина и золочеными пистолетами. Или Черные братья — горящие дома, растерзанные, убитые, избитые, изнасилованные люди и разломанная серверная с оборудованием за миллион долларов — которое толкнут на базаре за пару тысяч, чтобы выручить деньги на дозу. Как говорится в одной хорошей песне: «Что тебе нужно — выбирай!»

Примерно через двадцать минут — я увидел пробирающуюся к зданию ВИП-терминала целую колонну. Огромный, удлиненный Майбах, который в местной тесноте города-государства был как слон в посудной лавке и следом за ним шел громадный, черный, увешанный хромированными кенгурятниками Форд Экскурсион — самый большой гражданский внедорожник в мире. Наш Егерь, даже с самым удлиненным кузовом — и то был меньше него. Такие машины в городе, где большинство ездило на европейских микролитражках — были вызовом и обществу и конкурентам. Впрочем — это был самый безобидный вызов из возможных.

Через зеркальное, односторонней видимости окно я наблюдал за тем, как из Майбаха вышел Микеле — возможно, уже дон Микеле, потому что старший в этой семье, Пьетро — категорически отказывается иметь дело с каким бы то ни было криминалом, и публично отрекся от семьи — а для итальянцев это как нож острый. Микеле был одет так, как одеваются боссы мафии — черная рубашка и белый галстук, костюм темно-серый, почти стального цвета — а не белый, как у латиноамериканцев. Впрочем, латиносы всегда отличались дурным вкусом и еще более дурным нравом. Микеле окружала охрана, выглядящая вполне профессионально. Открыто она оружие не держала — не та масть, но вот чемоданчики я узнал. Нажал на кнопку на ручке — и у тебя в руке автомат.

Пора идти…

Прямо у машины — обнялись, как это было принято у итальянцев, в отличие от американцев они не соблюдают личную зону полтора метра и всегда хотят обнять старого друга, которого давно не видели. А вот целоваться по русскому обычаю не стали — у итальянцев поцелуй между мужчинами считается признаком педерастии.

— Доброго здоровья, дон Алессандри. Как долетели?

— Спасибо, прекрасно. Доброго здоровья и тебе, дон Микеле и твоей семье. И удачи в делах, каким бы они не были.