Даниэль Дакар - Цель обманывает средства

Если Урмас не мог себе представить свою интеграцию в общество, то остальной экипаж искренне считал, что и не надо. «Ревель», ИскИн (искусственный интеллект корабля), тоже как-то не слишком горел желанием попадать в руки ВКС Евросоюза — переплавка его ждала, к бабке не ходи. Потому и воспринял бортовой разум с благодарностью совместно выработанную мысль форматировщиков, что надо летать дальше, причем всем вместе.

Вот только последний член команды «предвариловки» был против. Вернее, была. Елена Реньи не горела желанием летать. Никаким. Более того, когда о том зашла речь, затребовала свою долю призовой стоимости корабля, найденного на планете, выплатить деньгами. И быть бы «Ревелю» проданным — но тут вмешался случай, как и положено в приключенческой компании. Урмас признался, что страховщики выплатили ему очень приличный откат за его «воскрешение без требований», и деньги у новоиспеченного русскоподданного были. Выплатить Елене ее долю хватило, и еще осталось. На ремонт дважды грубо заглушённого реактора, на новый гель для теплосистемы, на новую порцию лития… Фактически, на все положенное обслуживание.

Остальной экипаж по достоинству оценил поступок Урмаса. И первые несколько рейсов в качестве нерегулярного перевозчика все личные деньги экипажа передавались штурмовику, поскольку дружба — дружбой, а дела вести надо аккуратно. Дирк голосил как потерпевший, требовал от форматировщиков не трепать ему нервы, но уломать троих «мерзавцев» не удалось. Ты, мол, старина Урмас, на пенсию не проживешь, так что не строй из себя Рокфеллера. И никто не пытается считаться, по фигу, что мы тебя спасли. Не ради денег твоих старались, сам понимаешь. Так что принимай и не свисти — а то обидишь.

В итоге Дирк норовил проставиться выпивкой в каждом порту, куда экипаж заносило. Форматировщики сначала ворчали, потом перестали. Сколько можно, в конце концов, не дите малое, сам все понимает. Если ему так уж хочется пропить всю свою страховку — и всю свою печень — кто ж ему может помешать? Но тем не менее судовой врач доктор Лемке после очередного запоя штурмовика засунул его в медблок, на профилактику. Урмас попробовал было сопротивляться, но с приказом старшего помощника Лемке спорить было еще сложнее, чем с доктором. А так как Отто очень удачно совмещал эти функции на борту, шансов отмазаться у размороженного не осталось.

Результатом стало то, что Дирку глобально почистили организм. Ах, да, еще от новорусского (как его прозвали все), оказалось, можно подцепить несколько десятков новых нецензурных выражений. Наверное, курс иглоукалывания ему не понравился, входивший в обязательную программу щадящей наркологической реабилитации. Или принудительное промывание кишечника, кто ж его, Урмаса, разберет…

Заславский снизился над аэропортом Руана и запросил у диспетчера посадку. Что удивительно, сегодня никто не собирался держать его в воздухе лишних полчаса, свободное место нашлось сразу. Макс оттормозился, завис на высоте в тысячу метров и вертикально снизился уже на маневровых атмосферных шифтах.

«Бритва» среди сугубо гражданских флаеров на полосе смотрелась немного диковато. Равно как и небритый несколько дней отставной майор в лесном камуфляже среди граждан в костюмах, каковые на посадочной площадке составляли все-таки большинство. Макс постоянно, пока шел от бота до здания аэропорта, ловил на себе косые взгляды местных жителей. А вообще-то это их, местных, проблемы. Пускай косятся, жалко, что ли, думал Заславский, шагая к терминалу и усмехаясь своим мыслям.

Таможня здесь была сугубо формальная, но все-таки была. Макс отстоял очередь и протянул таможеннику свою карточку. Лощеный офицер воззрился на Заславского с нескрываемым удивлением:

— Цель прилета в Евросоюз? Мы не воюем с Российской Империей, насколько мне известно? — спросил он, явно намекая на то, что отставной майор одет был несколько нетипично.

— Не военная, офицер, — усмехнулся Заславский. — Отнюдь не военная, сугубо личная. Здесь проживает моя невеста, мне надо с ней повидаться. Есть еще вопросы?

— Нет, — мотнул головой таможенник. — Можете ехать ссориться с вашей невестой, добро пожаловать во Францию, Евросоюз. — И нажал кнопку, открывающую мини-шлагбаум, который отделял Макса от города Руан.

— Хм, а почему обязательно ссориться, офицер? — Макс не мог не поинтересоваться.

— Нет цветов, одеты вы как на штурм, даже не побрились, хотя бороды или усов не носите… Вы не мирно общаться прилетели, Максим Заславский. Хотя я могу и ошибаться, разумеется. Всего хорошего, добро пожаловать.

Макс кивнул и отправился в город. Если даже таможенники во Франции стали психологами — что уж говорить об остальных? Впрочем, таможеннику как раз положено, да и недаром говорят о французах, что кроме них в психологии взаимоотношений мало кто разбирается. Еще бы, столько веков кипящих страстей…

Сам Руан Заславскому никогда не нравился. Впрочем, как и большинство «старых» городов. Ему, выросшему в пригородах Москвы, донельзя современных и напичканных самой разнообразной техникой, призванной облегчать жизнь человеку, было не понять стремления жителей городов вроде Руана или Санкт-Петербурга «сохранить исторический центр в нетронутом виде». Какого черта, места на Земле и так немного, чего лишний раз давать возможность строительным корпорациям накручивать гигантские наценки на и без того недешевое жилье? Снобизм чистейшей воды. Бессмысленный, эгоистичный снобизм, думал Заславский, шагая по городу.

Собственно, он взял в аэропорту такси, доехал до жилых кварталов, отпустил машину и пошел пешком, приводя мысли в порядок. Возможно, стоило позвонить Елене и предупредить о своем появлении, но Макса это сейчас не интересовало. Зачем, собственно, ее о чем-либо предупреждать? Дабы успела подготовить образцово-показательную истерику? Нет уж, увольте-с, и так хватает. Как бы разговор и без этого не перетек в странную плоскость — сначала начать скандалить, потом потащить в постель для Реньи было нормой. А заниматься с ней сексом сегодня в планы Заславского не входило, что называется, «от слова совсем».

Открывая дверь своим ключом, Макс уже выстроил для себя план разговора. И, как ему казалось, подготовил контраргументы на любой случай. Впрочем, провести хоть один разговор в соответствии с намеченным планом у Заславского не получалось никогда. И этот раз не стал исключением.

Пройдя прихожую, он скинул ботинки, сунул ноги в тапочки и вошел в гостиную. Картина, которая открылась перед его глазами, была бы достойна кисти какого-нибудь живописца, если бы живописцы по сию пору интересовались сюжетами «случайно прибыл пораньше, а там такое…».