Тимофей Калашников - Изнанка мира

Потом он не раз видел дочку наркома во время вояжей той на Ганзу и обратно. Девочка превратилась в девушку с фигурой под стать лицу — длинные стройные ноги, красивая грудь в сочетании с осиной талией привлекали внимание мужчин всех возрастов, а Кирилла сводили с ума. Однако девушку всегда сопровождали телохранители, и не то что поговорить, но даже просто привлечь ее мимолетный взгляд рядовому Зорину не удавалось. Кирилл никогда не признавался в этом даже себе, но от возможности вступить в отряд сталкеров он отказался именно потому, что тогда лишился бы возможности хоть изредка видеть скучающую красавицу.

«А теперь ее убьют, — думал Кирилл. — Расстреляют или, еще хлеще, наверх погонят… без химзы, без противогаза… А ей только двадцать лет!»

— Папа! — юноша посмотрел на отца. — Ее нельзя казнить!

— Почему это нельзя? — Зорин-старший нахмурил брови.

— Она женщина. Настоящие коммунисты не воюют против женщин…

— В первую очередь она Лыкова! Так? Так! — сам ответил на свой же вопрос Иван. — А значит, дочь свергнутого нами предателя, угнетателя и эксплуататора… Так? Так! И что прикажешь с ней делать? Носить ее на руках? Кормить? Одевать? Она же ни к какой работе не пригодна. Более того, как можно ей доверять? И я тебе еще вот что скажу: размножаться таким гадинам, как эта Ирина, не следует! Понимаешь?

— Я должен ее увидеть, — отцовская тирада, похоже, не достигла сознания адресата. — Как это сделать? Папа!!!

— Что, «папа»?! Что?!

— Пожалуйста! — Кирилл встал перед отцом на колени. — Где Ирина?

— Вот еще! Мало ли тварей на свете?! — Зорин отвел взгляд в сторону. — Так тебе самую ядовитую подавай!

— Пойми, мне нужно ее видеть! — в глазах юноши блестели слезы. — Нужно с ней поговорить!

Иван, не мигая, смотрел на сына.

— Где Ирина?!

— Сын…

Кирилл резко оттолкнул потянувшуюся руку отца.

— Где Ирина?!

Зорин встал, отошел в противоположный угол палатки. Произнес глухо:

— К ней нельзя… она политическая…

— Отец!

— Без разрешения не пустят! Будь ты хоть самим Лениным или… — Зорин запнулся. — Папой Римским.

— ТАК ВЫПИШИ МНЕ ЭТО РАЗРЕШЕНИЕ!!!

Иван обернулся и строго посмотрел на сына. Юноша был в исступлении. Зорин постоял еще немного, видимо что-то обдумывая. Потом подошел к столу, сел, медленно достал из тумбочки лист бумаги и, положив его перед собой, полез в карман за ручкой…

— Семенов! — начальник смены на Проспекте мира вышел из подсобки в крайнем раздражении.

После вчерашней дикой попойки вид у него был заспанный и помятый. Кровь еще не разгладила кожу щеки, на которой отпечатали причудливые узоры складки рукава, тетрадка, край которой угадывался в резкой прямой линии, и два непонятных предмета, оставивших глубокие борозды.

— Семенов! — крикнул он, хватаясь за голову. — Харэ стучать! И так башка раскалывается!

Пространство вокруг наполнял далекий металлический стук. Бам! Бам! Бам! Бам! Будто молотком по мозгу. Сменный не выдержал и снова позвал Семенова.

— Так это не я, товарищ старшина! — сказал солдат, подбежав к начальнику. — Это в герму стучат…

— И давно?

Голова ужасно болела.

— Давно! — довольный ответом Семенов улыбнулся.

— А что ж ты меня не позвал?!! — рявкнул на паренька старшина.

— Дык, это… — смутился боец. — Найти вас никак не могли…

Старшина лишь махнул рукой и направился к шлюзовой камере, которая служила источником немалого дохода. Открывание гермодверей, по любому поводу и без, категорически запрещалось. Соблюдение непроницаемости было вопросом жизни и смерти. Радиационная пыль, мутанты и атаки неприятеля являлись достаточным аргументом для того, чтобы массивные ворота оставались наглухо закрытыми, а использовался лишь узкий коридорчик с автоматизированной системой шлюзов и камерой дезактивации. Но такие коридоры имелись далеко не везде. Поэтому те станции-счастливицы, которые владели выходами на поверхность, не только в любое время пропускали за добычей своих сталкеров, но и брали за это немалую пошлину с чужих. Через окошко из бронированного стекла можно было легко разглядеть численность и вид скопившихся у ворот существ. В прежние времена, когда работала внешняя фотокамера, не требовалось даже выходить к первой двери, но уже лет десять как сложная видеотехника приказала долго жить.

Крепкий удар подкованным ботинком по шлюзовой двери сразу прекратил дробь с внешней стороны, и там воцарилась полная тишина, но в голове старшины шум все еще раздавался.

— Открывайте скорей! У нас раненый! — у окошка маячили две фигуры.

— Люди, — пробормотал сменный и задумчиво посмотрел в сторону Семенова. — Да-а-а уж… раненый… — протянул он. — И угораздило заступить старшим именно сегодня…

По створке снова ударили. Мужчина очнулся.

— Пароль! — потребовал старшина.

— Какой пароль?!

За дверью послышался слабый стон. А может, это жалобно отозвалась больная голова.

— Мы не с вашей станции… Мы вообще не с Ганзы…

— Вход тридцать патронов. С человека.

— Открывай скорей, сукин ты сын! Получишь вдвое!

Начальник смены тяжело вздохнул и развернулся, чтобы отойти от входа в шлюзовую. Дверь камеры очистки медленно закрылась за ним.

— Ладно… — мужчина сделал еще пару шагов и остановился, пытаясь собраться с мыслями. — Кирюхин, Власов, готовьте раствор! Сейчас этих, с поверхности, будете чистить! Потом в карантин их. А я пошел докладывать о незваных гостях.

На станции Сталинская, бессменной столице северо-востока Красной ветки, жизнь текла по привычному распорядку. Казалось, что смены руководства никто и не заметил. Или на эту смену всем было просто плевать. Общественные учреждения — баня, грибные плантации, детский сад, лазарет, столовая — работали по заведенному графику. Даже лозунги, столь любимые прежним секретарем Анатолием Лыковым, продолжали висеть на своих местах, пересекая пространство между колоннами и призывая трудящихся что-то там усилить, укрепить, умножить, да и вообще решительнее ковать победу коммунизма. Вот, вероятно, этим сталинцы и занимались, потому что праздношатающихся людей заметно не было, и только посередине платформы прохаживались два красноармейца.

— Где у вас тут тюрьма? — Кирилл постарался придать своему голосу солидности.

— С какой целью интересуешься, боец? — подозрительно сощурился патрульный.

— Кирилл Зорин, ординарец Сомова. У меня пропуск, мне надо арестованную допросить, — приврать про то, что он был ординарцем, Зорин придумал по дороге сюда, справедливо рассудив, что правда это или нет, никто выяснять не будет, а про то, что он выступал в дуэли как секундант Сомова, знали многие.