Тимофей Калашников - Изнанка мира

Откуда-то повеяло сыростью и прохладой. Легкий тоннельный ветерок немного охладил пыл Зорина. Он вспомнил произошедший почти на его глазах расстрел.

«Нет, Сомов не предатель… Его самого чуть не завалили. И потом, предателей не связывают. Значит, все-таки пленен… Нужно срочно сообщить… — Зорин засуетился. — Так, куда его повели? Туда! Значит, наши с противоположной стороны. Значит, мне к ним! Значит, ТУДА… — Кирилл ринулся в сторону, где предположительно были свои. — Сообщить! Взять бойцов, нагнать и освободить! Сейчас главное: СООБЩИТЬ…»

Зорин встал как вкопанный.

«Кому сообщить? — осенило его. — Кому? Если здесь тихо, если нет стрельбы, не идет бой… значит, фронт не здесь. А раз он не здесь, и ганзейцы расхаживают тут, как дома… — совершенно нелепая на первый взгляд мысль закралась в голову, и юноша плюхнулся на рельс. — Я в тылу, во ВРАЖЕСКОМ тылу… один… А, нет, тут все-таки, скорее всего, нейтральная зона. Но как далеко я от наших?»

Сбегая из госпиталя, Кирилл думал разжиться автоматом на фронте. Однако вышло не так… совсем не так.

«Если вернуться тем же путем и рассказать… Но времени я потеряю уйму, и мы не сможем их догнать. С другой стороны, шансов на освобождение Сомова немного. Что я могу с пустыми руками… — Кирилл осекся, вспомнив о ноже. — Что делать? Что же делать?!»

Время работало против него. Вся длина этого перегона между станциями составляла менее километра, и вполне могло статься, что сейчас они находились в опасной близости от захваченной Комсомольской. Уже прошло несколько минут, и Федора уводили дальше и дальше, а он, коммунист Зорин, бездействовал, позволяя врагам торжествовать.

— Надо его отбить! Надо! — прошептал Кирилл едва слышно. — Но их двое, как я справлюсь? Если меня убьют, кому от этого будет польза? А вдруг получится? Та-а-ак… во-первых, не бояться! — подбадривал себя Зорин. — Во-вторых, не отступать! В-третьих… в-третьих… не бояться!

Кирилл закрыл лицо руками и принялся раскачиваться взад-вперед.

— Не бояться! Не отступать! Не бояться! Не отступать! — повторял он снова и снова. — Не бояться! Не отступать! Не бояться!

Ступая абсолютно бесшумно, Кирилл вскоре нагнал ушедших. Босым ногам было холодно, края шпал больно врезались в ступни. Вот впереди замаячили два силуэта.

«Хорошо… но для атаки надо подобраться еще ближе… ЕЩЕ БЛИЖЕ! Не бояться… Не отступать… Ближе… ближе… Не бояться… Ближе… Не отступать… Ближе… — Спины конвоиров колыхались уже на расстоянии вытянутой руки. — Левый или правый? Правый… а может… Не важно, главное начать! Начну с правого… оно сподручнее…»

Выпустив из рук автомат и схватившись за горло, вражеский солдат захрипел, споткнулся и начал падать.

— А? — второй конвоир обернулся и увидел страшную, перекошенную ненавистью белую маску, которая едва ли напоминала человеческое лицо. В следующий миг левая рука юноши с надетым на нее ботинком что есть силы впечатала каблук берца в висок ганзейца.

— НЕ БОЯТЬСЯ! НЕ ОТСТУПАТЬ!!! — крик эхом отразился от стен туннеля, и Кирилл всей тяжестью обрушился на упавшего конвоира. Лезвие короткого ножа входило в шею врага почти по рукоять.

Хотя связанные за спиной руки не позволяли Сомову проделать со своим тюремщиком все, что он хотел, однако ногами Федор без передышки наносил страшные удары, не давая ганзейцу подняться или воспользоваться пистолетом.

— НЕ-БОЯТЬ-СЯ! НЕ-ОТСТУ-ПАТЬ! — Зорин молотил ножом как заведенный. Слабеющими руками солдат тщился поймать его кулак с зажатым ножом и как-то уклониться от ударов, которые сыпались один за другим. Часть из них не достигала цели: бушлат ганзейца был изрезан, но пробить бронежилет лезвие не могло. Однако шея, лицо и руки заливались кровью, бегущей из все новых и новых ран.

— Не бояться! Не отступать! Не бояться! Не отступать!

Нож взмывал, опускался вновь и вновь, вновь и вновь… Враг хрипел, красные пузыри пенились на его губах. Давясь собственной кровью, он все более неуклюже заслонялся от Кирилла.

— Не бояться! Не отступать! Не бояться! Не отступать! — повторял Зорин.

Потом он из последних сил перерезал веревку, связывающую руки Федора, и провалился в черноту беспамятства.

— Зорин! Зорин! Ну-ка, давай, открывай глаза! — повторял Сомов, хлеща Кирилла по щекам мокрыми ладонями.

Юноша совсем окоченел. Он дрожал всем телом и почти не чувствовал ног. Голова горела.

— Очнулся? Ну, наконец-то! Держи флягу, попей воды, говорю, легче станет! А я этой падалью займусь, — проговорил Федор, заметив, что Кирилл смотрит осмысленно. — Так, что ты там бормотал-то?

Сомов уже снял с ганзейца ранец и сейчас подгонял под себя ремешки разгрузки.

— Не бояться… — пальцы с завидной методичностью ощупывали и открывали кармашки. — Не отступать… Это что, заклинание такое?

Зорин смутился. Теперь произносимая им фраза выглядела совершенно глупо и по-детски.

— Нет… — проговорил он хрипло. — Так… просто…

— Ого! — Сомов прервал юношу, достав из кармана разгрузки какие-то бумаги и поднеся к ним фонарь. — Что-то интересное нарисовано. Ладно, с этими новостями позже разберемся. Кстати, обуйся: топать нам отсюда надо, да побыстрее. Так что там насчет заклинания?

— В голову пришло, когда за вами пошел, — пробормотал Кирилл, с трудом зашнуровывая берцы непослушными руками.

— Ну, раз в голову, это хорошо! — Федор с невозмутимым видом проверил патроны в барабане пистолета и заткнул его за пояс. — Ладно, вставай! Идти-то можешь?

— Д-да, — заикаясь, ответил Кирилл, продолжая сидеть.

Тем временем Сомов осмотрел автомат и повесил его на плечо.

— Тогда поднимайся. Нашу возню могли слышать, а новые гости нам ни к чему. Улавливаешь? По дороге расскажешь, что происходит.

— Федор!

— Да? — глава партии уставился на Зорина.

— Все вас искали, а они вот взяли вас в плен… а Комсомольская может быть захвачена, никто не знает… А мой отец, он на фронте, а я ушел из госпиталя… без документов… вчера ночью была тревога, потом связь пропала… мы поехали на помощь, а там была засада… а Лома убили, мы его в туннеле нашли… Но кто это сделал? А вы вообще ничего не боитесь… — слова вылетали изо рта Кирилла с неимоверной скоростью, помимо его воли.

Сомов смутился. Нахальный вид тут же слетел с него. Федор стал как-то старше… ссутулился и помрачнел.

— Кирилл…

Юноша ждал ответа.

— Кирилл… — Сомов явно не знал с чего начать. — В общем, так: тут надо разобраться во всем. Я еще сам не все понимаю… Нет, обычно боюсь, конечно, как и все люди, но за эти сутки уже сто раз с жизнью попрощался… Перебоялся, наверное. А что касается Лома… будем считать, погиб наш Лом, пал смертью храбрых… Ну, это сейчас уже не важно. Идем!