Тимофей Калашников - Изнанка мира

Пока Зорин путешествовал, Лыков ни на миг не оставлял попыток хоть как-то поправить ужаснейшее положение, в котором он оказался благодаря юному обалдую. Некоторую надежду, совсем-совсем осторожную, Анатолий питал в отношении дочери. Оказывается, Ирина вызвалась быть секундантом своего муженька. Сможет ли она выступить на стороне отца, а заодно и Зорина, в самый ответственный момент? Небольшие шансы на это имелись, зерна сомнения в ее черную душонку посеять удалось. Ордер на арест мужа — серьезный аргумент покинуть тонущий корабль. Конечно, пробоина — целиком плод фантазии, а также ловких манипуляций с бланком, подписью доверенного лица Москвина и печатью, но Иринке все эти мелкие каверзные подробности неизвестны. Мучается ли она сомнениями? Наверняка!

Что еще… «В рукопашном бою двух неравных бойцов сила всегда на стороне пули». Мудрое изречение. Пистолет с собой надо прихватить обязательно. Это, конечно, нарушение всевозможных правил, кодексов чести и прочей лабуды, которой взрослый человек, борющийся за весьма серьезный приз, не будет озадачиваться даже в мыслях. У потомственного лузера Кирюшки шансов нет в принципе, зато товарищ Лыков, хорошо знающий жизнь, может изменить расстановку сил в изначально глупом и бесчестном мероприятии.

Вот и все приготовления. Негусто, если честно, но чем уж богаты… Лыков опять позволил себе легкую ностальгию о прошлом. Тогда его окружали десятки и даже сотни соратников, хорошо вооруженных, обученных, верных, вопрос о деньгах возникал лишь при утверждении бюджета, а от ближайших врагов отделяло несколько союзных красных станций и великое множество блокпостов. На его стороне была власть и сила, что обеспечивается этой властью.

«Благословенные времена… Как же я хочу вас вернуть!»

До возвращения Кирилла он предпринял еще одну попытку: подослал к Сомову пару соглядатаев, в чью задачу входило прощупать охрану новоявленного красного босса на предмет наличия брешей и слабых мест. Соглядатаи вернулись ни с чем, развели руками, что-то жалобно промямлили о «беспрецедентных мерах безопасности» и доложили, что если бы и согласились на выполнения задания, то все равно уже поздно — объект спешно выехал со станции в направлении Курской.

Команда Сомова вернулась на Таганскую так же неожиданно, как и покинула ее двумя днями ранее. Правда, прибытие было обставлено гораздо пышнее и эффектнее, нежели тайный и поспешный отъезд. Дрезина ворвалась на станцию с оглушительными «паровозными» гудками, подаваемыми как с боевой колесницы, а также с громогласным ором и пьяным хохотом.

Из семи пассажиров на ногах держалась лишь парочка телохранителей. Остальные, не исключая «возничего», неустанно продолжавшего подавать звуковые сигналы, что называется, лыка не вязали. Пьяные солдаты посыпались на платформу; кто-то тут же завалился на спину, со всей молодецкой дури приложившись головой, кто-то, не в силах удерживать вертикальное положение, уселся прямо на гранитный пол. Тоненькую фигурку Ирины Лыков разглядел издалека не сразу: дочка самостоятельно сойти на платформу не могла, и охранники, те, что еще подавали признаки жизни, взяв ее под руки, осторожно выводили наружу. Сам же Сомов, — оказалось, что он и был невменяемым возничим, — выходить категорически отказывался. Он то и дело отрубался на своем «предводительском» месте, заваливаясь на бок, отчего просыпался и, с неизменным криком «Стакан мне, быстро!», вновь забывался скоротечным сном.

— Свинья!

Нелицеприятный эпитет предназначался Федору. Пьяной же в дрова Ирине полагался ремень. В лучшие времена Анатолий точно бы всыпал ей по первое число; жаль, сейчас это не получится, выросла дочка. Полнейшей шлюхой и дрянью выросла!

От нечаянной злости Лыков заскрипел зубами. «Идиоты! Мало того что светятся на вражеской территории, так еще и позорят — не себя, с ними как раз все понятно, — ВСЕХ БОЛЬШЕВИКОВ!» В особенное бешенство приводил факт наглого транжирства народных денег!

Анатолий совершенно забыл, что разудалая парочка находилась на Ганзе под чужими именами, следовательно, позорить могла в лучшем случае Рейх да Краснопресненскую. И вообще, в прежнее время Лыков не замечал за собой столь болезненной реакции на пьяные выходки однопартийцев. Но сейчас бывший глава севера Красной ветки злился, и злился отчаянно, не думая больше ни о чем.

Чуть позже, когда эмоции немного улеглись и вернулась привычная трезвость мысли, Лыков, с присущей ему тщательностью и вниманием к деталям, оценил возможность покончить с Сомовым здесь и сейчас, пока враг пребывает в жалком, если не сказать скотском, состоянии. Взять и пристрелить ненавистного мерзавца. Пустить пулю в «башню», избавляя Сталинскую, а заодно и весь север ветки от властолюбивого гнуса. По всему выходило, что определенные шансы на дерзкую авантюру имелись, причем довольно неплохие: телохранители, на руках которых висела Ирина, явно не могли уследить за многолюдной платформой и той толпой, что собралась поглазеть на дебоширов. Половина дела, связанная непосредственно с ликвидацией, была, можно сказать, обречена на успех. А вот со второй частью, то есть с безнаказанным исчезновением, возникали проблемы. Стрелковыми талантами Лыков никогда не славился, да и крошечный его пистолетик, предназначенный, прежде всего, для скрытого ношения, на длинные дистанции рассчитан не был. Значит, стрелять придется с близкого расстояния… В этом-то вся и беда. Охранники, в какой бы кондиции они не находились, ответный удар нанести успеют. И от заманчивого на первый взгляд плана пришлось отказаться. Подставлять под пули собственную шкуру высокопоставленному коммунисту в отставке еще ни разу не приходилось, и эту славную традицию он на старости лет менять не собирался. Найти бы фанатика, подобного Прокопу, да где ж такого по-быстрому сыщешь?

Неудача расстроила Анатолия: судьба вроде благоволила ему, подкидывая на стол козырные карты, а только распорядиться ими все не получалось. Хватку, что ли, растерял? Да нет, ерунда! Выбирались же из передряг и похлеще этой. Хорошие шансы жаль упускать, вот что плохо. Фортуна — девка капризная, за мотовство может и отомстить…

Вместо привычных активных действий пришлось залечь на дно, что в переводе с дипломатического на русский означало вновь вырядиться бомжом и неустанно шпионить за перемещениями сомовской бригады. Перемещения эти, к счастью, не отличались разнообразием маршрутов. Буйная шобла завалилась все в те же вип-хоромы и, выставив единственного «охранителя пьяного спокойствия», на долгие часы затихла в алкогольном бреду.

На своем наблюдательном посту Лыков и встретил Кирилла, вернувшегося из непродолжительного вояжа. Выглядел Зорин как пионер — усталым, но довольным.