Кирилл Партыка - Эпицентр

Но я догадывался, что нащупал способ понять друг Друга.

…Стены леса расступились, и подвода выкатила на широкую просеку. По сторонам целые поляны желтели круглыми спилами пней.

— Это Председатель форт свой строил, — объяснил Анатолий, перехватив мой взгляд. — И для безопасности. Вокруг его логова вообще голая полоса метров в двести. Чтоб никто незаметно не подкрался… Дело такое. Дальше я не поеду. Буду тебя здесь ждать. Надолго эта песня или как?

— Думаю, ненадолго.

— По стрельбе услышу?

— Надеюсь, стрельбы не будет. Ну может, разок и пальнет кто-нибудь. Если все тихо, жди меня, сколько сможешь. А если все же стрельба случится, то сразу завертай оглобли от греха. Я потом сам на машине…

Анатолий криво усмехнулся:

— На «мерседесе»… Или вообще не вернешься.

— Не каркай.

Почти с самого начала нашей поездки я чувствовал близкое и неотступное присутствие Кошек. Они сопровождали нас, пробираясь лесом по обеим сторонам дороги. Сколько их было, я определить не мог, но немало. На всякий случай я послал им сигнал вопроса. И получил ответ: схематичное изображение грузовика, поверх которого восседала человеческая фигура почти такого же размера, хотелось верить — моя. Это вселяло надежду.

Анатолий поставил подводу на обочину. Он вслух поразмыслил: дескать, неплохо бы коней распрячь, чтоб травку пощипали. Но я не терпящим возражений тоном пресек это намерение. Анатолий что-то недовольно пробурчал, но не заспорил.

— Ты вот что, — сказал я ему на прощанье. — Что бы ты ни услышал или ни увидел, следом за мной не суйся. Мне один твой ствол не поможет. Я вообще рассчитываю не на стволы.

— А на что?

— Вот потому и не суйся.

— Занятный ты тип, — сказал Анатолий. — С тобой не соскучишься.

— Это точно, — подтвердил я. — Все говорят. Хуторянин вздохнул.

— И куда вы претесь? И зачем? Сами толком не знаете. Остались бы у нас, отдохнули, отъелись. Профессор ваш, кажется, умница. Не работник, конечно, но голова, она лишней не бывает. Ольга — баба боевая. Ты тоже… тот еще молодчик. Здесь, в тайге, народу не видно. А он есть. Не много, но есть. И живется ему несладко. Мало что Председатель с его грабежом. Мало что с трассы всякое дерьмо ползет. То жмуры, то еще какая нечеловечья напасть. Так и между Хуторянами ладу нет. Вместо того чтоб дружно встать, заодно, грызутся, ссорятся, все время делят чего-нибудь. Потому что возглавить некому. Мы тут все друг у друга в зубах навязли. А вы люди новые. И, думаю, очень для наших целей подходящие. Остались бы, глядишь, и Председателя бы укоротили, и выживать стали бы вместе, а не каждый сам по себе. Пустеют ведь постепенно хутора. Кого Чума не прибрала, дальнейшая житуха изводит. Может, ну его к чертям, тот автомобиль? Давай возвращаться. Вечерами посидим, потолкуем, обмозгуем все как следует. А?

Я положил руку ему на плечо.

— Все ты верно говоришь. Так оно бы и неплохо. Но не можем мы остаться. Честно скажу, я и сам не очень понимаю, что мы там, в Эпицентре, станем делать. Но зачем-то нам туда надо. Ты Пророков встречал?

— Было дело. Противные типы.

— А врут?

— Это — никогда.

— Так вот, и я Пророка встречал. И назвал он меня Меченым. И сказал, чтоб я дальше шел. Шут его знает, что он откуда взял. И много еще всяких обстоятельств есть. Я должен идти. Может, когда дойду, пойму зачем. А про Хуторян не забуду. И про ваших, и про других. Слово даю.

— Ну ладно, — мотнул головой Анатолий. — Двигай тогда с богом.

…Подвода скоро скрылась из виду. Широкая просека все тянулась и тянулась, по ее сторонам проступили признаки человеческого присутствия: недавние кострища, какой-то недостроенный лабаз.

Я шагал и думал о том, что Ольга, наверно, права. Как-то так выходит, что я взваливаю на себя непосильный груз. Где-то стоят бесхозные военные склады со смертоносным содержимым, мыкают горе Хуторяне, в городе перебито немало народу, и заварушка, которую я породил, далеко не исчерпана. Еще немало крови прольется, и не только бандитской. И судьба Работяг не так уж бестревожна. А что делать с жителями трущоб, вообще неизвестно. И еще всякого полно в Зоне, с чем неизвестно, что делать. Я не могу поспеть всюду вовремя, не могу помочь всем и каждому. Раньше я с этим довольно спокойно мирился. А теперь… Дело, конечно, не в Пророке. Плевал я на всяческих пророков. И даже не в Кошках, на которых плевать не стоило. Что-то изменилось во мне за последние недели, будто треснула ни с того ни с сего какая-то защитная скорлупа, и чужие страдания болезненно коснулись меня. Я не спасатель широкого профиля и тем более не Спаситель, хоть меня в этом исподволь старались убедить и исподтишка подталкивали. (Не все вместе, каждый желал иметь собственного Спасителя.)

Но я обычный человек, грешный и цепляющийся за свою грешную жизнь. Что я могу? И зачем мне это надо? Чего они все от меня хотят? Чего хочу я? Вот, говорят, на другом конце Зоны, в самой глухомани, стоит сошедший с рельсов состав. В вагонах жратва, пойло, медикаменты и много еще чего очень по нашим понятиям ценного. Гнали вроде бы в порт гуманитарный груз для какой-то пострадавшей от стихии страны. Но до порта он не доехал, Чума его прихватила. Так и застрял в Зоне. Дороги туда, кроме как по шпалам, никакой нету и далеко. Поэтому никто и не добрался. А я добраться могу. Я на своем походном грузовике ездил по «железке». Это очень непросто, особенно если долго ехать. Но я проеду. Загружусь под завязку и обратно в город. Не может же там драчка без конца длиться. Сбуду добычу, закачусь в «Арго», созову Ездоков, кто поприличнее. Помянем Коня как положено. Кутнем за всю фигню. Потом к Работягам, помириться с Лариской. Негде ей больше быть. И залягу я у Работяг на месяц или два. Директору навру чего-нибудь, часть добычи оставлю. Он так и так не прогонит.

А потом забрать Лариску и, точно, уехать на какой-нибудь отдаленный хутор, только подальше от Эпицентра.

Меня везде с дорогой душой примут, потому что опытный бывший Ездок в хозяйстве очень пригодится: местность знает, жизнь знает, связи есть, стреляет хорошо. И гори оно все ясным огнем…

«Если живыми от Эпицентра вернемся, про тот состав действительно надо не забыть, — вдруг как-то непроизвольно подумал я. — Кругом люди мрут от болезней и плохой жратвы, а там столько всего. И не одному ехать, а с Работягами на нескольких машинах. У них, конечно, водилы — не Ездоки, так себе. Но за мной следом пройдут».

От такого неожиданного поворота мысли я даже ругнулся вслух. Ничего тебе, Серый, говоришь, не надо? И плевать на все? Врешь. Сам себе врешь. А зачем надо, не знаешь.

Я ускорил шаг, заставив себя не думать ни о чем, кроме предстоящего дела.

…Просека неожиданно кончилась. Впереди лежало голое пространство, покрытое стерней скошенной травы и утыканное все теми же свежими пнями. Посреди него высился деревянный частокол, увитый поверху колючей проволокой. Дорога вела через пустошь к массивным деревянным воротам, перехваченным стальными полосами. Над частоколом возвышались какие-то строения с чуть покатыми крышами из бревен, с глухими бревенчатыми стенами без окон, похожие на блокгаузы. Сооружение действительно смахивало на военный форт позапрошлого века. Или даже позапозапрошлого.