Алексей Гравицкий - Путь домой

— Сядь! — хрипло приказал Фара.

У каждой жестокости должна быть причина и хотя бы какие-то границы. Я посмотрел на Фарафонова, сдерживая злость. Для этого человека границ, видно, не существовало.

— Он ведь умрет.

— Не умрет, — отозвался Фара. — Он сегодня уже умирал. И вчера. И позавчера. И через неделю умирать будет. Вечный немец.

Вольфганг изогнулся всем телом и обмяк. Закатившиеся глаза его вернулись на место. Взгляд сделался почти осмысленным. Тело старика подрагивало, но уже не сильно.

— Поднимите его, — велел хозяин кремля. — А то у кого-то нервишки шалят.

К немцу мгновенно подскочили двое мужиков, подняли, усадили обратно на бревно.

Я встал.

— Я пойду, завтра вставать рано.

— Так тебе не интересен этот Вильгельм? Он про всё знает. И про спячку, и про свет, который на мосту. Как это… области измененной реальности?

— Червоточины, — устало проскрипел старик. Кажется, приступ вымотал его окончательно.

— Упрощает, — оскалился Фара. — Кокетничает старый пердун. Он много умных слов тут гнал.

— Я не силен в физике, — покачал головой я.

— Ну, иди, — разрешил Фарафонов. — Спи.

… — Сережа, — промяукала Звезда. — Вставать идти надо.

Я открыл глаза. Мы заночевали посреди автострады, в проржавевшем грузовом микроавтобусе. Не самое удобное место для ночевки, но, по крайней мере, тут можно было спрятаться от диких джунглей. А здесь, в стороне от бывшей туристической зоны, джунгли были дикими.

После ночи проведенной на полу в кузове микроавтобуса болела спина, ныла шея. Но, несмотря на это, хотелось заснуть и спать дальше. Я прикрыл глаза.

— Надо-надо. — Звезда затормошила меня сильнее.

Пришлось открыть глаза и подняться.

За те дни, что мы с ней общаемся, она научилась понимать несколько десятков русских слов. «Сережа» и «надо-надо», ей почему-то особенно нравилось повторять. Я честно пытался перенять хоть что-то по-тайски, но никакими достижениями похвалиться не смог. Даже простые слова с моим произношением вызывали у Звезды улыбку и покачивание головой: мол, нет, не то говоришь. Знать бы еще, что я говорил на самом деле.

Я выбрался из фургона, огляделся. Вчера мы залезали в него уже почти в темноте. Сегодня жарило солнце, и все выглядело иначе.

Кругом были проклятые джунгли. Разбитый асфальт и ржавые останки редких автомобилей посреди тропической растительности впечатления не меняли.

Закинув за плечо рюкзак, я посмотрел на Звезду. Она по-прежнему выполняла в нашей компании роль Сусанина. Только теперь мы шли не к отелю, а к золотому свету, за которым живут духи.

Эту ерунду про духов рассказал пришлый таец с не по-тайски выпученными глазами. Он пару дней назад пришел в отель, где мы задержались, и много чего нес, но мне перевели в общих словах.

Впрочем, если бы переводили дословно, я бы все равно половину не воспринял. И не потому, что у девушки с ресепшена был плохой русский, она по-русски говорила лучше меня. Просто после того, как нашел труп Олега, я забухал. Покупая путевки, мы оплачивали только завтраки, но теперь я решил, что раз мир в привычном представлении все равно накрылся медным тазом, значит у меня all inclusive. Против такого решения никто из сбившихся в кучу выживших не выступал, и я с чистой совестью оккупировал один из местных баров.

А что еще было делать?

Выхода отсюда не было. Самолеты не летали, корабли не плавали. Друг погиб…

Но в баре можно было жить. Пиво, правда, превратилось в мочу, но крепкий алкоголь ничуть не потерял за проспанные годы.

Появление того сумасшедшего переломило ситуацию. Таец бормотал, что в джунглях есть свет. Люди, которые зашли туда в одном месте, обратно не вышли. Пропали. А еще в другом месте из света пришел один мужик, который клялся, что зашел в свет где-то посреди Бангкока и очень хотел обратно.

Алкоголя во мне к тому времени было много, и я решил, что хочу в Бангкок, а может, повезет, и до дома одним махом доберусь.

Собрался я быстро. Девочка с ресепшена отговаривала меня по-русски, Звезда делала то же самое по-тайски, периодически вклинивая «Сережа, не надо — не надо». Но пьяная дурь — штука непобедимая.

В себя я пришел на утро, когда мы уже ушкандыбали далеко от отеля. Подробностей не помнил. Звезда мне их рассказать не могла по определению, но общая концепция в памяти постепенно всплыла. Теперь я уже не был так уверен в выборе решения, но поворачивать было как-то неправильно. Да и не держало меня там, позади, ничего.

И я пошел вперед вместе со Звездой, которая взялась меня провожать. Зачем ей это было нужно, я не понял. Возможно, я ей чего-то наобещал с пьяных глаз, но вспомнить, что именно, не мог.

Солнце катилось к закату. Еще чуть и стемнеет.

— Сережа.

Я повернулся на мяукающий голос. Звезда махнула в сторону от автострады, туда, где джунгли густели и становились уже совсем нешуточными.

— Туда. Идти.

— Темнеет, — ткнул я пальцем в небо. — Надо машину какую-нибудь найти. Иначе придется ночевать на дороге.

— Туда, — упрямо повторила Звезда. — Надо-надо.

И она, уже не глядя на меня, пошла в сторону от шоссе. Чертова кукла!

Утешаясь тем, что в словосочетании «тайский трансвестит» ключевое слово «тайский», я побрел за Звездой. Оставалось только надеяться, что она знает, что делает.

Первые несколько сотен метров от автострады среди зелени угадывалась практически уничтоженная природой дорога. Джунгли отвоевали свое, практически пожрали и дорогу, и площадку с парковкой. Дальше стало еще хуже. Парковые дорожки заросли напрочь. Не то совсем стемнело, не то в этих тропических зарослях в тени деревьев сумерки казались гуще, но шел я теперь почти наугад. Звезда ориентировалась здесь куда лучше.

Предночные джунгли попискивали и вскрикивали, как звуковая схема «Jungle» в стареньком виндоусе разлива девяностых. Господи, что за дурь в голову лезет. Кто сейчас вспомнит этот виндоус?

Над головой заверещало, проскакало, будто по лианам протопало стадо слонов. Я завертелся, пытаясь угадать по движению, что происходит. Звезда хихикнула, уловив мое беспокойство. Непонятно объяснила:

— Ling. [13] Обезьяны (тайск.) .

На дорожку перед нами шлепнулся кто-то размером с крупную кошку. Зверь крутнулся на месте и метнулся в сторону, растворился в черноте деревьев. Я зло сплюнул. Макака!

Звезда уже шагала дальше, раздвигая ветви и вьющиеся, словно змеи, лианы. При мысли о змеях снова екнуло. А ведь они здесь должны были расплодиться и кишмя кишеть! Или нет? Хренов тайский колорит. То, что до спячки казалось ярким, интересным и привлекало меня как туриста, сейчас заставляло напряженно думать, теряться в догадках, настораживало, а то и вовсе пугало.

Справа, за деревьями, возникло что-то массивное, темное. Я в очередной раз напрягся, но в следующую секунду отпустило. Темная тень не была опасной. Всего лишь домушка — хижина, выдержанная в местном стиле. Крыша сгнила и провалилась, но стены торчали. А рядом, как и много лет назад, до спячки, высилось огромное колесо.