Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным

Слова Президента меня насторожили. Я решительно направился к двери и рванул ее на себя Одновременно прозвучал выстрел.

Войдя в просторный кабинет, я увидел оседавшего на пол седовласого индийца с простреленной головой, пистолет в руках Гоевина, который стоял возле окна, и хищную улыбку на гоевинских устах, которая сменилась на радостную ухмылку. Себастьян увидел меня. В ту же секунду улыбка растаяла, сменилась гримасой ужаса. Я заметил, что взгляд Гоевина был направлен не на меня, а куда-то мне за спину.

Пули взрыхлили тело Гоевина. В глазах Себастьяна застыло удивление, и он повалился на индийца.

Я резко обернулся. В моей груди вскипел гнев. Мне не было жалко Гоевина, но вместе с ним умерла надежда, что я когда-нибудь узнаю о своем прошлом, что узелок моей памяти удастся распутать.

На пороге кабинета стояли Крысобой и Музыкантская. Рената держала в руках автомат и с удивлением смотрела на расстрелянного ею Гоевина.

— Какие бабки ты отрабатываешь?! — прокричал я.

— Прости! — растерянно пробормотала Рената. — Я по инерции! Тут стреляли, я и ответила!

Я отвернулся, не удостоив ее ответа. Подойдя поближе, я склонился над неподвижным телом Себастьяна и убедился, что он мертв.

Узелок в памяти никогда не будет развязан. Мостик между мной сейчас и мной в прошлом останется недостроенным. Я устало опустился на пол подле трупов и положил рядом солдатский автомат.

Я слышал, как Крысобой и Рената подошли ко мне и, не сказав ни слова, расположились тут же на полу.

Я потерял вектор направления. Я не знал теперь, куда двинуться. Я думал, что Гоевин откроет мне тайну моего прошлого, и я увижу тогда новую дорогу и новую цель, достижению которой смогу посвятить дальнейшую жизнь. Гоевина я нашел, но он ничего не успел мне сказать. И не открылась дорога. И новую цель я так и не увидел…

Мои размышления оборвал насмешливый голос Гоевина:

— Я все-таки оказался прав.

Я открыл глаза и закрутил головой в поисках источника голоса. И я тут же заметил его. Огромная видеопанель, встроенная в стену кабинета, которую я сперва не заметил, зажглась, явив лицо Себастьяна Гоевина. Он с сожалением взирал на неподвижные тела на полу.

— Бедный Схай Сурендранатх. Ты стал слишком человеком, чтобы поддержать нас, — с сожалением изрек Себастьян.

Я с удивлением и с надеждой взирал на Гоевина. Он сидел в высоком пилотном кресле в тесном помещении, напоминавшем рубку какого-то звездолета непривычной конструкции. Позади него мелькали люди, но разобрать, кто они, в какую форму облачены и чем занимаются, не было возможности.

«Может, это запись», — возникла мысль, но я тут же отверг ее.

— Это ты их, Ларс Русс? — поинтересовался Гоевин.

Я отрицательно покачал головой.

— Значит, Схай не поддержал нас, — печально повторил Себастьян. — Я не очень надеялся на это.

Я догадался, кого убила Рената, но все же спросил:

— А это?

— Мой клон, — равнодушно отозвался Гоевин. — Забудь о нем. То, что задумали мы, воплощается. Настала пора нашего возрождения. Мы, пришедшие первыми, должны вновь стать ими.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю! — отозвался я, с недоумением взирая на Гоевина.

— Значит, ты все-таки не вспомнил. Я надеялся на это, но ты ушел слишком рано.

Гоевина отвлекли. Он обернулся в сторону, отвечая на вопрос, но через минуту вновь повернулся к нам лицом.

— Настала пора, Ларс Русс. Настала пора вспомнить.

— Что вспомнить? — спросил я, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Я находился в одном шаге от разгадки.

— Ты не человек, Ларс Русс. Джантшун.

Джантшун — слово-ключ, открывающее потайную комнату в моей памяти. Джантшун инсталлирует поток, лавину, сносящую разум. Джантшун, уничтожающий все излишнее, наносное. Джантшун — мост. Джантшун — программа распаковки.

Я понял все в одно мгновение. В секунду весь поток информации обрушился на меня. Я почувствовал, как мои колени подгибаются и я падаю на пол, медленно отсоединяясь от внешнего мира. Чистое сознание, существующее автономно от жизненного лабиринта. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться, было обеспокоенное лицо Ренаты, склонившееся надо мной.

Имя мое — Скан Джун Таш. То имя, которое дали мне родители при моем рождении. Ларс Русс, так назвался я, когда пришел в мир людей, которые никогда не видели нас. Я не человек. Люди не застали нашу цивилизацию, погибшую за много тысячелетий до выхода человека в космос. Но погибли не все.

Люди именуют нас Предтечами. Мы же звали себя — джантшун.

Джантшун была могущественной цивилизацией, раскинувшейся на несколько галактик. Мы повелевали пространствами, подчинив себе десятки тысяч планет и тысячи звездных систем, входящих в империю Джантшун.

Я увидел наши корабли, мчащиеся сквозь пространство.

Я увидел миллионы сородичей, трудящихся на благо Империи.

Наша Империя процветала. В то время как люди осваивали для себя новые орудия труда, отличные от привычных палок-копалок и палок-сбивалок, в то время как люди боролись за огонь и отвоевывали у диких животных территорию, мы подчиняли себе звезды.

Мы были могущественной цивилизацией, но, как и всякая великая империя, мы имели и свои изъяны. Изъян Джантшун, изъян, который привел Империю к гибели, заключался в расслоении по расам. Единая гуманоидная структура различалась цветом крови. Мы не были в этом оригиналами. Люди, как уже успела заметить моя часть, именуемая Ларс Русс, также подвержены ксенофобии.

Трения между различными нациями и народностями Джантшун были на протяжении всей истории развития нашей цивилизации, но пик безумия наступил тогда, когда Империя возвысилась в галактиках, подчинив себе десятки разумных цивилизаций, в основном негуманоидных.

И началась война. Долгая столетняя война, расколовшая некогда единую Империю на сотни маленьких республик с амбициозными правителями, жаждущими власти, большей власти, чем у них была.

Нас было шесть человек. Вернее, шесть друзей-отцов, которые разработали план возрождения цивилизации. Они предчувствовали, что за расколом вскоре последуют упадок и полное вырождение, которые могут повлечь за собой исчезновение джантшун, как разума. Наши отцы оборудовали сооружение на малой, затерянной планетке, чьи координаты старательно стерли из всех компьютеров и баз данных. Сооружение, представлявшее нечто среднее между мавзолеем и медицинским госпиталем, оборудованным по последнему слову науки и технологий джантшун, было предназначено для поддержки автономного существования шести камер вечного сна, куда каждый из отцов поместил по сыну. Шесть сыновей заснули на долгие годы в шестилетнем возрасте.