Андрей Посняков - Отряд

Оставив гостей в узкой прихожей, обитой зеленым шелком, босоногий проворно взметнулся по лестнице на второй этаж, откуда тотчас же послышались возбужденные голоса.

- Митька, ты стричь умеешь? - тихо поинтересовался Иван.

- Нет.

- И я - нет. Это плохо.

- Да понимаю… Думаешь, побьют?

- Если смогут! - Иван горделиво подбоченился и зачем-то перешел на высокий штиль. - Не трепещи перед зигзагом судьбы, младой вьюнош, ибо все, что ни делается, - к лучшему.

- Хорошо тебе говорить, - вздохнул отрок. - Подстригать-то мне. Все ж таки это я - парижский куафер, а ты так, сочинитель.

- Ладно, прорвемся! - Иван хлопнул приятеля по плечу. - В крайнем случае, как говорит Прохор, - набьем всем морды да свалим.

- Да уж, - улыбнулся Митька. - Вот Прохора-то нам как раз сейчас и не хватает.

В этот момент вниз по лестнице сбежал сутулый - по-прежнему босиком - и, любезно улыбаясь, предложил:

- Поднимайтесь за мной, господа.

Приятели переглянулись и, усмехнувшись, направились вслед за провожатым. Надо сказать, изнутри дом производил какое-то двойственное впечатление - блеска и нищеты одновременно. Старая скрипучая лестница - и обитые дорогим шелком стены, украшенный лепниной потолок - и прогнившие доски пола, беломраморные статуэтки в нишах - и мышеловка почти у самой двери.

Открывшаяся их взору расположенная на втором этаже зала, однако, больше дышала богатством, нежели бедностью. Стены так же были обиты шелком, только уже не зеленым, а ярко-желтым, причем самого дорогого фасона - в мелкий карминно-красный цветочек. С потолка свисала люстра на двенадцать свечей, из которых все двенадцать и горели, как видно, хозяин не экономил на освещении. Напротив входного проема краснел угольками камин, хотя окна были распахнуты от жары. Мебель - два резных книжных шкафа, полочки, канапе, полукресла и овальный столик - казалась бы довольно милой, если б не топорщилась кое-где щепками. Было очень похоже на то, что проживающие здесь люди имели странную привычку метать в меблировку ножи, а то и топоры!

- Нет, это след алебарды, - поднявшись навстречу гостям, с улыбкой пояснил невысокий человек с приятным холеным лицом, обрамленным длинными темными локонами, и тоже - босой! Видимо, это и был сам хозяин. Красно-желтый - как у слуги, только из более дорогого сукна - костюм его являл собою столь же разительную двойственность, как и все жилище: с одной стороны, фасон камзола с многочисленными разрезами и буфами наводил на мысль об итальянских походах славного короля Франциска, управлявшего Францией лет сто назад, а с другой - воротник и манжеты бросались в глаза наимоднейшим кружевом, работы лучших кружевниц Брюсселя или Брабанта. В углу висело распятие, а в другом курился магометанский кальян.

- Мы имеем честь лицезреть господина Мердо? - так и не дождавшись, пока хозяин дома представится, осведомился Иван.

- Да, я - Ален Мердо, - кивнул хозяин. - А это - мой слуга Батистен. Видите, ходим по дому босыми - по новой методе парижского эскулапа Филиппа де Ло, утверждающего, что именно так в землю или в пол уйдут все болезни. Вы, кстати, его не знаете?

- Нет.

- Жаль, жаль… Ну что ж, я, со своей стороны, весьма рад видеть перед собой знаменитых куаферов! У нас тут хоть и не столица, но, знаете ли, имеется какое-никакое общество, приходится, так сказать, соответствовать… Вы нюхаете табак? Нет? Ну, тогда не стану и предлагать. Сам-то я больше предпочитаю кальян. Ну, будем делать прическу?

- Да, - хмуро отозвался Митрий. - Пожалуй. Присаживайтесь вот сюда, в полукресло, господин Мердо.

Мердо вдруг громко расхохотался, захихикал слуга, и вообще смеялись они довольно долго: едва унимал смех господин, как не мог себя сдерживать слуга, а когда он сдерживался, с новой силой хохотал хозяин.

- О, нет, нет, - наконец утихомирился господин Мердо. - Подстригать нужно отнюдь не меня.

- Слава богу,- искренне обрадовался Митрий.

Иван же быстро поинтересовался - кого же?

- Моего сына Оливье, - утерев набежавшие на глаза слезы, пояснил хозяин. - Сейчас Батисьен его приведет.

Вообще, господин Мердо в некоторые моменты казался явно умалишенным, а иногда же рассуждал вполне здраво. Вот и пойми…

- Звали, отец? - Из смежной комнаты в залу вошел подросток лет четырнадцати или около того, по крайней мере на вид он был чуть младше Митрия. В какой-то серой хламиде, естественно, босой, с рассеянным взглядом, он напоминал сумасшедшего куда больше, нежели его родитель. Бледное, такое же красивое, как и у отца, лицо, большие темные глаза, длинные белокурые волосы - и какой-то туманный непонятный лепет. Первые слова его, наверно, были единственными, из которых можно было хоть что-то понять.

- Это парикмахеры, Оливье, - пояснил господин Мердо. - Лучшие парикмахеры, из самого Парижа. Садись, они тебя подстригут.

- Собака, - послушно усаживаясь в кресло, ни с того ни с сего вдруг произнес мальчик. - Она бегает вокруг, лает, кусает… А корабли плывут.

- Да, корабли плывут, - улыбнулся хозяин. - И луна светит.

- Солнце так палит. Душно, душно! - Оливье вдруг рванулся из кресла, словно бы хотел выскочить из окна… но тут же осел и вяло махнул рукою. - Луна светит.

- Несчастный отрок, - чуть слышно шепнул Иван. - Вообще, думаю, мы зря подозревали этого Мердо. Ему уж точно не до Жан-Поля - тут совсем другие проблемы. Ну, что встал, Митька? Стриги да пойдем отсюда.

Подойдя к сидящему в кресле мальчику, Митрий задумчиво поклацал ножницами… Потом взял гребень, расчесал Оливье волосы. Снова немного постоял и, обернувшись к хозяину, спросил, нет ли поблизости какого-нибудь подходящего для парикмахерского искусства предмета, к примеру ночного горшка.

- Горшок? - Господин Мердо повернулся к слуге. - Конечно есть. Принеси, Батисьен.

Поклонившись, слуга тут же исполнил приказ, торжественно вручив Митрию позолоченную посудину, которую лжекуафер, недолго думая, нахлобучил мальчишке на голову.

- Ну, вот, - довольно сказал Митрий, быстро обрезая ножницами торчащие из-под горшка пряди. - Самая новейшая прическа! В Париже вся королевская семья стрижется именно так.

Иван еле сдержал подступивший к самому горлу хохот. Хорошо хоть Митька делал свое дело, как мог, быстро.

«Клац-клац, клац-клац, - стучали ножницы. Клац-клац…»

Господин Мердо и его слуга Батисьен синхронно кивали головами. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх…

- Все! - Отхватив наконец последний клок, Митрий снял со своей жертвы (иного слова не подберешь) ночную посудину и, зажав ее под мышкой, небрежно взмахнул рукой. - Вуаля!

Нельзя сказать, чтобы подстриженный под горшок Оливье вдруг резко подурнел, но что стал смотреться куда как смешнее - факт.

- С вас два с половиной ливра, господин Мердо, - вконец обнаглел Митька.