Андрей Посняков - Отряд

- Ну, это кому как, - довольно ухмыльнулся купец. - Людей нужных знать надобно…

- Я вижу, уж ты-то знаешь.

- Да знаю…

- Эвон! - перебивая беседу, вдруг закричал юнга. - Матера! Земля!

Купец приставил ко лбу широкую ладонь, улыбнулся:

- И впрямь земля. Губа Невская. Теперь скоро уж и Орешек, так что, можно сказать, приплыли - вот она, Родина!

- Родина, - тихо повторил Иван, вглядываясь в мутную зеленовато-серую мглу.

Впереди показался низкий берег и устье широкой реки, по обеим сторонам которого виднелись разбросанные там и сям деревни, в большинстве своем - чухонские, но попадались и русские и даже смешанные - не поймешь какие. Места эти издревле принадлежали то новгородцам, то шведам, и население было само себе на уме: примучивали поборами русские - поглядывало в сторону Швеции, ну и, соответственно, наоборот.

- Лодка! - обернувшись, воскликнул Михей. - Кажись, к нам грябают.

- К нам, а то к кому же? - потеребив узкую, по шведской моде бородку, усмехнулся Лаврентий. Сей тихвинский купец и сам был похож на шведа или немца - короткий камзол, плащ, высокие сапоги ботфорты - обычно на невских берегах так и одевались удобства ради.

Вытащив из-за пояса подзорную трубу, Лаврентий приложил ее к правому глазу:

- Точно, лоцманский челн. А вон и Тимоха-лоцман!

- Тимоха?! - радостно переспросил Иван. - Это не с Тихвинского ль посада?

- Оттуль.

- Так я ж его знаю! То знакомец мой давний!

Купец засмеялся:

- Не повезло твоему купцу, господине! Лоцман-то нам ни к чему.

Иван не слушал, просто стоял, улыбаясь, вдыхая полной грудью сырой воздух Балтийского моря. Там, впереди, уже совсем рядом, начиналась родная земля…

Юноша усмехнулся, вспомнив, сколь долог и тернист был пройденный путь. Как, заполучив наконец грамоты, трое приятелей - Иван, Прохор и Митрий - выбирались из Онфлера. Пешком - денег не было - добрались до соседнего Гавра, где швартовались голландские корабли. Повезло - пинк «Герцог Оранский» из Амстердама как раз отправлялся в Швецию, и, если бы имелись средства, то дальнейшая дорога не составила бы никакого труда. Если б имелись… Но таковых, увы, не было, пришлось наниматься матросами…

До Амстердама добрались безо всяких приключений, а вот потом в Северном море попали в жесточайший шторм, из которого уже и не чаяли выбраться. Хорошо - шкипер-голландец оказался бывалым моряком, да и команда видала виды - вырвались, помогла Богородица Тихвинская! Ветер стих, улеглись волны и выглянувшее солнышко ласково осветило синее, быстро успокоившееся море. А уж когда прошли датские проливы и разглядели за бушпритной пеной острые кирхи Стокгольма, радости друзей не было предела! Ведь Стокгольм - это почти что дома.

Ну а дальше просто-напросто отыскали подворье русских купцов да договорились расплатиться позже, уже в Тихвине, - голландец таки обманул, пиратская рожа, заплатил такой мизер, что был годен разве что на бутыль рома в портовой таверне. С купцом Лаврентием Селиверстовым денежных проблем не возникло. Иван, конечно, уговорил бы его, сославшись на влиятельных и знатных персон - да хоть на того же отца Паисия, судебного старца Богородичного Успенского монастыря, коему принадлежал тихвинский посад, - однако никаких уговоров не потребовалось, едва Лаврентий хорошенько рассмотрел Прохора.

- Ха! - От восторга купчина аж хлопнул себя по лодыжкам. - Не ты ль, паря, - Пронька Сажень, боец кулачный?

Прохор приосанился, кивнул степенно - да, мол, бывало и дрались, и стенка на стенку, и так. Все за Большой посад обычно.

- А я-то завсегда на тебя ставил! - признался купец да ка-ак шваркнул шапкой оземь. - Ай, ин-ладно, довезу за бесплатно! Только ты уж, Проша, потом подтверди, что тебя именно я привез, Лаврентий, Селиверста Патрикеева сын!

Так вот и поплыли…

И вот наконец добрались!

Иван бросился в кормовую каморку:

- Эй, Прохор, Митька, сони вы несусветные! Вставайте, приехали!

Парни выбрались на палубу, зевнули, глянули:

- Ух, ты! И впрямь, кажись, скоро дома будем.

На Большом посаде, не в центре, в сторонушке, за яблоневым палисадом, бранила служанку Василиса-краса-дева. Не просто так бранила - за дело! Видано ли где такое - щи с мясным наваром сгноить? Нет бы в подпол убрать, на ледник, ан нет - в сенях крынку оставила. А погода-то возьми да солнышком разыграйся! Жарко стало, прям словно летом, вот и скисли щи! Мясные!

- Ой, не брани меня, не ругай, хозяюшка! - Служанка, молоденькая девка Глашка, бросилась Василиске в ноги. - То не я виновата, то Панфилко, кот.

- Ах, кот?

- Он, он, аспид! - Девчонка закивала и перекрестилась на видневшуюся из-за забора деревянную колокольню. - Вот те, хозяюшка, крест!

- Угу… - Василиска, сама того не желая, засмеялась. - Значит, это кот щи в сенях оставил?

- Да не кот же! Он меня отвлек, проклятый, - расстроенно махнула рукою служанка. - Только дверь открыла, смотрю - котище шасть за залавок, к сметане. Ах ты ж, думаю, шкода! Давай выгонять - брысь говорю, брысь… А он не уходит, рассердился, шипит…

- Такого кота разве прогонишь?

- Вот и я говорю…

Сколько б они там еще препирались - бог весть. В конце концов пожалела бы нерадивую служанку Василиска, добрая душа, на том бы и дело кончилось, так ведь и кончилось, только чуть позже, а вот сейчас…

Кто-то стукнул кулаком в ворота:

- Эй, хозяюшка!

Обе - Василиска и служанка Глафира - вздрогнули, выскочили на крыльцо:

- Кто там?

- То я, Никодим, возчик.

- А, здравствуй, дядько Никодим. Зайди, кваску выпей.

- Да некогда. Я чего сказать-то хочу - к пристаням баркасы со стороны свейской вернулись, и с имя Прошка Сажень, кулачник и друговья его.

- Что?! - Василиска опустилась на ступеньку крыльца. - Ой, господи… Да неужто…

А Глафира уж тут как тут:

- Чай суженый твой возвернулся, хозяюшка? А ты и не прибрана - срам!

- Ой, и впрямь.

Василиска оглядела себя: душегрея, льняная рубашка, юбка простого сукна…

- Хозяюшка, надо бы новую рубаху надеть, шелковую! Идем, помогу…

- Гостей лучше встреть! Да плат на себя накинь покрасивше… А я… Я сейчас…

Живо вбежала в горницу, да к сундуку. Распахнула крышку… Эх, и то не то, и это не так. Ладно… Скинула с себя всю одежку, разложила на лавке наряды - рубаху желтую шелковую, сарафан узорчатый алой тафты, пояс с золоченой канителью… Застыла в задумчивости…

И вдруг почувствовала, как кто-то обхватил ее за талию, стиснул, целуя в шею… Обмякла дева - знала уже кто… Лишь прошептала:

- Иване…

А Прохора с Митькой ушлая служанка угощала на крыльце медом…

На улице ярко светило солнце, трава зеленела совсем по-летнему, даже росли кой-какие цветы, но деревья стояли уже в красно-желтом осеннем наряде. Было 13 октября 1604 года.

Именно в этот день войска самозванца Димитрия, перейдя границу, вторглись в русские земли.