Андрей Посняков - Отряд

- Только бы получилась она, эта картина, - вздохнул Иван и, покосившись на Митьку, добавил: - Тоже мне, Леонардо!

Трупы поделили по-честному, кинув жребий. Потом вышли из приказной избы, сели на коней и разделились. Митрий, коему достался убиенный сын думного боярина Ивана Крымчатого, направился в Белый город, Прохор - в хоромы купца Евстигнеева, на Скородом, ну а Иван - на Чертолье, на принадлежавший воеводе Федору Хвалынцу постоялый двор - сам воевода почти постоянно проживал в Ярославле.

Пока Иван скакал, погода изменилась: сияющее в небе солнышко проглотили мерзкие серые облака, задул ветер, бросая в лицо поваливший хлопьями снег. Юноша поплотнее запахнул однорядку, пожалев, что не надел еще и шубу. Пришпорив коня, по небольшому мосточку пересек Неглинную, проехал Белый город и, миновав крепостную стену, повернул налево, к Чертолью. Поначалу и здесь, как за стеною, маячили с обеих сторон высокие, рубленные в обло хоромины, отгороженные от улиц крепкими частоколами. Мела пурга, на редких прохожих из-за заборов лаяли псы. Чем дальше, тем ехать стало труднее: хоромы сменились курными избенками, какими-то заброшенными садами, оврагами, ямами; пару раз даже пришлось спешиться, осторожно провести коня под уздцы, иначе б точно угодил в припорошенную снегом ямину, на дне которой уже барахтался какой-то черт. Иван даже остановился - может, нужна помощь?

- Н-на-а-а-а! - поднявшись с четверенек на ноги, вдруг заорал «черт» - небольшого роста мужик с заснеженной бородой. - Н-на-а-а!

Пошатнулся и снова упал в снег… поднялся:

- Н-наливайте, братцы, чаши, да подай на опохмел!

Тьфу ты, господи! Иван сплюнул. Не хватало еще с пьяницей-питухом связываться. Ишь, распелся…

- Н-наливайте, братцы-ы-ы… Здрав будь, мил человек! - Ага, питух увидал-таки юношу. - Куды путь держишь?

«На кудыкину гору» - хотел было сказать молодой человек, но тут же прикусил язык: пурга-то разыгралась не на шутку, снег летел в лицо, и не видно уже было ни зги. А питух-то, скорее всего, местный. Иван улыбнулся:

- Не знаешь, где тут постоялый двор Федора Хвалынца?

- Как не знать? - Питух поднял уроненную в сугроб шапку. - На Кустошной улице, рядом с царевым кабаком… Я ить туда… и-ик… и иду. Да вот, свалился… Пожди-ка, мил человек. Вылезу - вместях доберемся.

Иван протянул пьянице руку, но помощь не потребовалась - питух довольно проворно выбрался из ямы и, почти не шатаясь, уверенно зашагал впереди, время от времени запевая песню. Все ту же - «Наливайте, братцы, чаши».

Так они и шли, продвигаясь меж сугробами и серыми покосившимися заборами, питух - впереди, а уж за ним - Иван с конем. А пурга уж так замела, так забуранила - настоящая буря, глаз не продрать от снега!

- Эй! - перебивая вой ветра, закричал юноша. - Долго еще идти-то?

- Ась? - обернувшись, питух приложил ладонь к уху.

- Скоро ль, говорю, придем?

- А! Скоро, скоро… Во-он за той избой аккурат кабак и будет. Ты, мил человек, за лошадкой-то своей поглядывай - не ровен час, уведут! Чертольские тати - ловкие.

- Я им сведу! - Иван поправил висевшую на поясе плеть, но все ж таки стал оглядываться почаще.

И вовремя!

Глядь-поглядь - вынырнула из бурана чья-то жуткая рожа в заснеженном армяке. Оп! Потянулась рука к поводьям…

Недолго думая, Иван огрел ее плетью.

- Ай! - четко произнес тать и тут же скрылся за ближайшей избою.

Юноша погрозил ему вослед кулаком:

- Ужо, смотри у меня!

И едва не напоролся на застывшего на месте пьяницу.

- Пришли, слава Богу, - радостно поведал тот. - Эвон, «Иван Елкин».

Иван разглядел маячившую саженях в пяти впереди избу с прибитыми над крыльцом еловыми ветками - знаком «государевых кабаков», по этой примете прозванных в народе «Иванами Елкиными».

- Ну, мил человек, пошли погреемся!

Питух решительно зашагал к крыльцу.

- Постой, - крикнул юноша. - Что с конем-то делать - боюсь, украдут.

- А, - обернувшись, питух махнул рукой. - Кабацкую теребень попросишь - присмотрят.

- Ну, разве что…

Недоверчиво шмыгнув носом, Иван покрепче привязал коня к коновязи и вслед за своим провожатым вошел в кабацкое чрево.

Пахнуло, ожгло застоялым перегаром, прокисшими щами, гнилой капустою и еще чем-то таким, кабацким. Вообще-то, в кабаках особой закуски не полагалось: не корчма, сюда ведь не есть - пить приходили. Но все ж Иван углядел на длинном столе миски с каким-то черным месивом - то ли с капустой, то ли с черт знает чем. Выпив, питухи брали месиво пальцами и, запрокинув головы, с хлюпаньем отправляли в рот. Юноша брезгливо поморщился.

- Вона, туда, в уголок присядем, - питух дернул парня за рукав. - Тамо почище будет.

В углу, за низеньким столиком, и впрямь было почище, но и потемнее - горящие (вернее сказать - чадящие) сальные свечи имелись только на «главном» столе.

Вынырнувший, словно черт, неизвестно откуда, целовальник с прилизанными патлами без лишних слов поставил на стол глиняный кувшинец и две деревянные чарки.

- Капусточки принеси, Мефодий, - усевшись, попросил питух и повернулся к своему спутнику. - Я - Михайло, Пахомов сын, человеце вольный.

- Иван, - представился юноша, о своем социальном положении он пока предпочел умолчать. Так, пояснил неопределенно, что, мол, тоже из вольных людей. Правда, после чарки не удержался, съязвил: - В немецких землях считают, что у нас вообще вольных людей нет. Все - от боярина до крестьянина - холопи государевы.

- Так-таки все и холопи? - Михайло посмотрел на собеседника с хитроватым прищуром. - Ну, допустим, дворяне да дети боярские - понятно, от царя-батюшки зависят. Захочет - отберет землицу. Бояре - те наполовину, у них ведь, окромя вотчин, и поместья имеются… О холопях не говорю, о заповедных летах да беглых - тоже… А вот казаки? А купцы? Артельщики? У них-то совсем нет хозяина, кроме самих себя.

- Однако, прав ты, похоже. - Иван еле скрыл удивление и повнимательнее присмотрелся к новому знакомцу - больно уж правильной оказалась его речь, слишком уж философской для простого пьяницы.

- Выпьем, - Михайло плеснул в чарки водку.

Юноша, конечно, предпочел бы вино, но сильно подозревал, что в подобном заведении никаких других напитков, кроме водки, не водится - приходилось пить, что дают.

Выпив, Иван поморщился, занюхал рукавом.

- Не боись, Иване! - похлопал его по плечу новый знакомец. - Целовальник здешний, Мефодий - давний приятель мой, перевар не подсунет. Ишь, водочка-то - как слеза! А ну, намахнем еще по одной!

- А квасу у них, случайно, нет? - негромко осведомился Иван. - Ну, для запивки.

Михайло хитровато улыбнулся в усы:

- Может, для кого и нет, а для нас завсегда найдется! Гришка, эй, Гришка! - он поманил к себе кабацкую теребень-служку - рыжего и веснушчатого отрока с хитрым лицом пройдохи.