Андрей Посняков - Отряд

- Так ведь была же уже проверка! - хохотнул Прохор. - И наказали тогда, помнится, всех.

- Все - это никто, Проша! - откинувшись спиною к стене, негромко заметил Иван и, повернувшись к Митрию, добавил: - Ты, Митя, их расспроси осторожненько… что да как… Их ведь кто опрашивал-то?

Митрий хохотнул:

- Так самый средь нас знаменитый - Галдяй. Кстати, что-то его долго нет. Не приключилось ли что, а? Может, съездим, посмотрим?

Иван посмотрел в окно на быстро синеющее небо. Встал, вышел из-за стола, махнув рукой друзьям:

- А пожалуй, съездим. Запамятовал, он в какой кабак-то пошел?

- На Остоженку - там больше всего и лиходейничают.

- Оно понятно - Чертолье рядом, в случае чего есть где укрыться… Ну, - Иван надел шапку. - Едем!

- Пистоли прихватим, Иване? - вдруг озаботился Митрий.

Иван и Прохор переглянулись и вдруг, не сговариваясь, захохотали, причем довольно громко.

- Это с каких пор ты пистоль с собой стал брать, Митя? - отсмеявшись, участливо поинтересовался Прохор. - С тех пор как с князем Михайлой Скопиным-Шуйским стрельбой по мишеням балуешься?

Митька отмахнулся:

- Ладно вам издеваться-то. Ну, стреляем иногда на пари с князем, и что? Он у меня, между прочим, третьего дня такую знатную книжицу выиграл… Пришлось отдать. Ничего, даст Бог, отыграю.

- Ну, смотри-смотри, стрелок… Ха!

- Смейтесь, смейтесь…

Выйдя из приказной избы, парни отвязали коней и на рысях поскакали к Остоженке. На вечерних улицах, особенно здесь, в центре города, было довольно людно, так что пришлось придержать лошадей, а кое-где и вообще спешится, пропуская толпу артельщиков - плотников, каменщиков, штукатуров, с веселыми песнями возвращавшихся после трудового дня. Наконец, толпа схлынула, и снова стало можно проехать, - выехав за стены Белого города, поскакали быстрей, стараясь успеть в кабак до наступления темноты.

- Эвон, «Иван Елкин», - Митрий махнул на прибитые над неприметной избенкой еловые ветки - знак «царева» кабака.

Чтобы не привлекать излишнего внимания «питухов», спешились не у самого кабака, а чуть дальше.

- Оставайся здесь, - на правах начальника приказал Иван Митьке. - Стереги коней да посматривай…

- Вот так всегда, - подчиняясь, вздохнул парень. - А я-то пистоль с собой прихватил.

Иван усмехнулся:

- В кабаке-то от Прошкиных кулаков куда больше пользы, чем от любого пистоля!

- Да уж, - протягивая Митьке поводья, польщенно согласился Прохор.

Оставив под надежным присмотром тыл, парни перекрестились и зашагали в призывно открытую дверь питейного заведения.

Ударила по ушам лихая кабацкая песня. Жарко пахнуло чесноком, человеческим потом, ну и, конечно, переваром - самодельной водкой, коей целовальники, нарушая всяческие законы и постановления, охотно торговали по вечерам, ничуть не боясь царевых людишек.

Небольшое кабацкое помещение тускло освещалось тремя безбожно чадящими светильниками, длинный - и единственный - стол был уставлен чарками, кружками и деревянными кадками с капустой и огурцами. Кадок было мало, - не есть сюда приходили - пить. Народу - дюжины полторы, кто-то уже упился и теперь задавал храпака под столом, уютно подложив под голову свернутый в трубку кафтан, кто-то положил прямо на стол забубенную голову и спал так, а большинство находилось еще в той замечательной стадии где-то между легким подпитием и полным перепоем, что так мила сердцу любого русского человека. Когда чувствуешь себя безмерно счастливым, хочется всех любить, а случайные собутыльники-питухи кажутся в высшей степени высоконравственными и милейшими людьми. Чтоб они сняли с какого-нибудь вконец упившегося пропойцы кафтан? Да что вы… ну, если только пропить… если уж совсем денег не будет, уж тогда, ладно, можно…

Собственно, этим сейчас и занимались двое слегка подвыпивших мужиков, стаскивая не только кафтан, но уже и сапоги, и рубаху с какого-то подгулявшего молодого парня… в котором вошедшие, к ужасу своему, сразу же признали младшего своего сотоварища, подьячего Галдяя Сукина.

- Эй-эй, робята! - подойдя ближе, предупредил Прохор. - Что это вы делаете-то, а?

- Мы - водку пьянствуем! - обернувшись, охотно пояснил один из питухов.

И Прохор, и Иван вздрогнули:

- Михайла! Пахомов! Ты-то как здесь?

- Оба! - Михайла удивился не меньше. - И вы тут! Эх, сейчас и выпьем! Целовальник! Эй, кабацкая теребень! А ну водки сюда, можжевеловой, самой лучшей! Славно, парни, что я вас встретил. Вот за встречу и выпьем… Эй, атаман… - Он повернулся к собутыльнику. - Давай-ка поскорей с этого сымем…

- Не-не, - быстро сказал Иван. - Не надо ни с кого ничего сымать, у меня деньги имеются.

Михайла махнул рукой:

- Ну, тем лучше… Это вон, приятель мой, атаман Корела.

- Корела? - ахнул Иван. - Тот самый, что…

- Ну да, что гнал войска Годунова, что громил их и в Путивле, и под Кромами… Боевой атаман! Государь ему безмерно денег пожаловал, и меня не обидел, - третий месяц уже никак пропить не можем!

- Вижу, как вас пожаловали, - Иван скептически усмехнулся, кивая на бездвижно лежавшего Галдяя. - Последнюю рубаху с парня сымаете.

- Так ведь, - Михайла подмигнул, - всех же денег мы с собою не носим, не дураки, чай… Вот и кончились невзначай, а сходить лень.

- Он там не мертвый часом? - Иван склонился над подьячим. - Нет, вроде, дышит… Проша, отнеси-ка его на улицу, а я сейчас…

Атаман Корела единым жестом расчистил места за столом. По всему видно - его здесь побаивались и уважали, как, впрочем, и Михайлу. Целовальник поспешно принес водку, улыбнувшись Ивану, словно лучшему другу:

- Кушайте водочку на здоровье, господа хорошие. Славная водка.

Атаман вдруг схватил целовальника за грудки:

- Говорят, ты ее водой разбавляешь, кабацкая теребень?!

- Что ты, что ты, господине, - целовальник испуганно замахал руками. Иван вдруг перехватил его взгляд - пристальный и цепкий, - направленный на Прохора, выходящего с Галдяем на плече. Ага…

- Долго пить не буду, - сразу же предостерег Иван. - И не потому, что не хочу вас уважить, - дела.

- У всех дела, Иване! - расхохотался Михайла. - Вот, ты думаешь, почему я пью? Оттого что скучно! Эх, сейчас бы войну какую-нибудь, да на лихом коне, да с сабелькой! А, атаман?

- Похоже, он спит уже, - Иван покосился на поникшую голову атамана.

- Вот вам еще водочка, господине, - юркий целовальник поставил на стол глиняный штоф и, нагнувшись к уху Ивана, тихо спросил: - Девочек не желаете?

- Умм… Не сегодня. Сегодня водки!

- Понял!

Немного выпив, Иван вдруг улыбнулся, только теперь оценив всю задумку Овдеева. Ну, конечно же, не могло такого быть, чтобы целовальники и прочая кабацкая теребень не знали бы в лицо приказных из той чети Земского двора, что непосредственно занималась уличными разбоями, кражами и прочей водочно-торговой мелочью. Конечно же, их здесь хорошо знали. А вот Ивана, Прохора, Митьку и уж тем более Галдяя - нет! На том, видно и строил свои расчеты хитрый Овдеев. Молодец. Что и сказать - молодец. Нет, в самом деле…