Андрей Посняков - Отряд

- Думаю, что нет, монсеньор, - усмехнулся Лавицкий. - Самозванец наш юный друг или нет - дело десятое. Особенно если он добьется успеха.

- А вот в этом случае, сын мой, эти документы станут опасны, очень опасны! - Нунций возбужденно всплеснул руками, так, что тени от рукавов его сутаны дернулись на стене, словно крылья исполинской птицы. - Опасны - но необходимы. В том случае, если новый русский государь вдруг попытается забыть все свои обещания. Впрочем, усесться на московский трон - дело далеко не быстрое, даже при поддержке магнатов, а до тех пор компрометирующие Дмитрия документы нам вряд ли понадобятся. Куда же их деть - вот вопрос! В Ватикан? Нет. Усиливать подозрительность Папы нет никакой необходимости, так?

- Все так, монсеньор. - Лавицкий неожиданно улыбнулся. - К тому же у меня появилась вдруг одна мысль… Мы ведь давно с вами дружим, не так ли?

- Ну-ну? Говорите, к чему вы там клоните?

- Да ни к чему, собственно, не клоню, - хитро прищурился иезуит. - Просто хочу напомнить очевидный факт: в случае успеха… гм… предприятия какие-то там Мнишеки получат Новгород, Псков, деньги… А ведь мы с вами ничем не хуже Мнишеков, монсеньор! По крайней мере, уж куда как честней и порядочней.

- Совершенно с вами согласен, сын мой! Так вы думаете, стоит…

- Стоит, монсеньор. Но не сейчас, после.

Рангони вновь задумался. Лежащие на столе документы - доказательства самозванческой интриги - вдруг показались нунцию свернувшимся клубком ядовитых змей. Могут ужалить врага, а могут - и своего хозяина. Держать их при себе опасно, очень опасно - кто знает, не дошли ли уже слухи о них до Мнишека или Вишневецких? Кто сможет поручиться?

- Никто, - хмуро признал Лавицкий. - В имении Адама Вишневецкого совсем недавно без вести пропал слуга. Тот самый, что переписал для нас свиток… Если он был подвергнут пыткам по приказу князя… Я не поручусь за нашу безопасность, монсеньор, тем более - за безопасность принадлежащих нам вещей. У Вишневецких много денег, очень много, вполне хватит, чтобы подкупить всех наших слуг. И ведь не узнаешь, кто именно подкуплен. С виду - вполне предан, а на самом деле только и ждет, чтобы вонзить кинжал в спину.

Нунций непроизвольно поежился - слишком уж эмоционально говорил Лавицкий. Кинжал в спину - ну, надо же выдумать! Кто о чем думает, тот и… Впрочем, этому хитрому иезуиту можно доверять, с оглядкой, правда. Уж слишком многое их теперь связывает! И сильнее всего - общая тайна. Бумаги, грамоты! Куда б их только деть, разрази дьявол?

Мысленно помянув дьявола, Рангони тут же перекрестился на висевшее над камином распятие:

- Предчувствую, за бумагами наверняка скоро начнется охота. Больно уж многим они нужны: Вишневецким, Острожским, Мнишекам - чтобы уничтожить, шведам и русским - чтобы предать огласке. Таким образом, мы с вами меж двух огней, сын мой.

- Грамоты надо немедленно спрятать!

- Так-так…

- В каком-нибудь отдаленном аббатстве, не в Польше… и не в Ватикане.

- Ну-ну, продолжайте, Лавицкий! Вижу, у вас что-то есть на примете.

- Есть, монсеньор. - Иезуит с улыбкой развел руками. - Признаюсь, я уже думал над этой проблемой. Преданный мне человек давно собирается совершить паломничество в один из нормандских монастырей…

- Нормандия? - удивленно перебил нунций. - Почему именно Нормандия?

- Он там родился, монсеньор.

- Но ведь это же почти край света! И как мы, в случае необходимости…

- Нормандия вовсе не так далеко, - на этот раз перебил Рангони Лавицкий. - И если плыть по морю… Неделя! Всего неделя, а при благоприятных погодных условиях и того меньше. Правда, мой человек, чтобы не привлекать внимания, отправится в паломничество пешком. Не один. С верными людьми.

Нунций недоверчиво хохотнул:

- Я смотрю, у вас все люди - верные, а, Лавицкий?

- Брату Гилберту - так его зовут - я вполне доверяю. И мое доверие он уже не раз оправдывал.

- Я должен говорить с ним!

- Да, монсеньор. - Лавицкий встал с кресла и поклонился. - Я представлю вам брата Гилберта сегодня же. Но… лучше не здесь.

- Естественно, не здесь! - Рангони взмахнул рукой. - Сейчас наброшу плащ, и отправимся - ведь уже темнеет.

- Как вам будет угодно, монсеньор.

Встреча произошла на постоялом дворе, близ небольшой деревянной церквушки Святой Инессы, что располагалась почти на самой окраине города. Впрочем, и отсюда был виден Мариацкий костел и здания коллегий университета. Рангони непроизвольно улыбнулся - свет католической учености имел прочные позиции в Польше.

- Прошу сюда, монсеньор. - Лавицкий жестом показал путь.

Задний двор, заставленный возами с рыбой и кожами, большая куча навоза, около которой, чертыхаясь, возились бородатые мужики с вилами. Узенькая, с резными перильцами лестница, ведущая на галерею. Такая же узкая дверь.

- Входите… Сейчас я зажгу свечи.

Послышался стук кресала - Лавицкий высекал огнивом искру. Наконец потянуло паленым… Зажглись три свечи в бронзовом подсвечнике, стоявшем на небольшом столе. Ярко, нестерпимо ярко, так, что на миг стало больно глазам! Или - это просто с непривычки, с темноты?

- Ну, и где ваш брат Гилберт? - недовольно осведомился нунций.

- Ожидает за дверью, монсеньор.

- За дверью? Ну так пусть войдет!

- Войди, брат!

Скрипнула дверь, и на пороге возникла высокая фигура в коричневатой рясе бенедиктинца с накинутым на голову капюшоном.

- В помощь вам святая дева Мария, - откинув капюшон, низко поклонился монах. Высокий, мускулистый, сильный. Молодой - вряд ли старше тридцати. Рангони с любопытством всмотрелся в угрюмое, даже несколько фанатичное лицо. Квадратный волевой подбородок; крупный, с горбинкой нос; кустистые, нависшие над глубоко запавшими глазами брови. Тонкие, пожалуй, слишком тонкие для столь широкого лица, губы усиливали впечатление мрачной силы, чему способствовала и прическа монаха - тот был абсолютно лыс.

- Ты звал меня, брат, - посмотрев на Лавицкого, негромко промолвил монах. - Я пришел.

- Я хочу разрешить тебе паломничество, брат Гилберт, - улыбнулся иезуит. - То самое, о котором ты очень просил.

В глубоко запавших глазах монаха промелькнула на миг бурная радость. Промелькнула и тут же погасла - брат Гилберт, несомненно, умел владеть собой.

- Да благословит тебя Господь, брат! - Монах поклонился. - Я готов отправиться в путь хоть сейчас.

- Отправишься, - усмехнулся Лавицкий. - Заодно - выполнишь мое поручение.

- Приказывай. И не сомневайся в успехе!

Иезуит перевел взгляд на нунция, и тот поставил на стол небольшую шкатулку:

- Эту вещь надо надежно спрятать в одном из аббатств Нормандии. И оставаться рядом, присматривать, ожидая посланца.

- Не такая уж и трудная задача, брат… э…

- Можешь называть меня - монсеньор.