Сергей Аксу - Улица Кипарисов, 14

– Бласфемо, а как же я пойду в таком виде?

– Ах, да! Какой же я идиот! Совсем забыл, что ты в мыльной пене, этак мы перепугаем всех жильцов дома. Сейчас я закрою дверь на запоры и потом полью тебе из кувшина. Бласфемо запер парикмахерскую на замок, подставил большой медный таз и помог Торбеллино смыть мыльную пену.

– Ну, вот, совсем другое дело, – сказал Торбеллино, вытираясь махровым полотенцем и любуясь на себя в зеркало.

– Ну, а теперь милости просим ко мне в холостяцкую берлогу, – торжественно произнес Бласфемо, подошел к шторке, висевшей на стене, и отдернул ее. За ней оказалась обшарпанная дверь, ведущая на лестничную площадку и во двор. По скрипучим ступеням лестницы они поднялись на второй этаж, где располагались четыре квартиры, одна из которых принадлежала Одноглазому Бласфемо.

– Вот мы и дома, – сказал бывший разбойник, отпирая ключом свое жилище. – Проходи, не стесняйся, будь гостем.

Пока Торбеллино с любопытством осматривался и знакомился с обстановкой квартиры, бывший разбойник прошел на крохотную кухню, где нацепил на себя цветастый фартук и занялся приготовлением угощения. Уютная скромная квартирка и парикмахерская достались бывшему атаману разбойников по наследству от умершего отца, парикмахера Папетти.

– Я очень счастлив, Торбеллино. Ты, наверное, не поверишь, но я обрел настоящий покой и умиротворение, – расчувствовавшись, Бласфемо смахнул со щеки слезу. – Вся моя прежняя жизнь была дурной и никчемной. Мне горько за впустую прожитые годы, я совершил столько ошибок, сделал много зла людям. Я потерял своих дорогих родителей, а они бедные всю жизнь любили меня и ждали, что я все-таки когда-нибудь исправлюсь, одумаюсь и вернусь в родной дом. И вот я вернулся и счастлив, что теперь могу отплатить людям добром. Моя профессия парикмахера, конечно, скромная, не такая яркая, как другие, но очень нужная. И я горжусь этим.

– Я искренне за вас рад, Бласфемо.

– Представляешь, у меня перестали болеть ноги и голова, я даже стал сочинять удивительные стихи, – поделился сокровенным бывший разбойник.

– Да, ну? – удивился юноша.

– Серьезно. Стригу или брею кого-нибудь, а стихи сами так и просятся наружу. Если не спешишь, я тебе могу почитать.

– Нет, не спешу. Мне спешить ни к чему, когда вокруг дома бродят полицейские ищейки.

– Отлично! Я стихи в основном посвящаю толстушке Франсуазе, моей милой соседке, что живет в квартире напротив. Ей они очень нравятся. Скажу тебе по секрету, мы скоро с ней поженимся.

Торбеллино от удивления чуть не поперхнулся куриной ножкой и заморгал глазами. Одноглазый Бласфемо женится! Такого он ну никак не мог себе представить, ни в каком сне.

– Ты, я вижу, удивлен?

– Не то слово!

– Все очень просто, приятель. Я с Франсузой в одном классе учился. Помню, проходу бедняжке не давал, на переменке за косички ее дергал. А оно, видишь, как получилось.

– Первая любовь, видать.

– Первая и единственная!

Бласфемо откинулся на спинку стула и мечтательно уставился единственным глазом куда-то поверх головы юноши.

– Ты стихи какие любишь? – неожиданно спросил он нашего героя, вернувшись из своих грез. – Про природу, про любовь или философские?

– Мгм.., скорее про любовь, – выпалил юноша, хотя слова «природа» и «философия» больше вязались с таким типом, как Бласфемо.

– Хорошо! Вот последнее стихотворение, я его вчера написал перед сном. Вот, послушай. Думаю, тебе понравится, – Бласфемо извлек из верхнего ящика тумбочки толстую тетрадь, всю исписанную корявым детским почерком (непутевый ленивый Бласфемо бросил школу рано, проучившись с грехом пополам всего-навсего три года).

Вдруг во входную дверь тихо и настойчиво постучали. Торбеллино вздрогнул.

– Не бойся, это моя Франсуаза, – улыбнулся парикмахер, стремительно вскакивая с кресла. – Пойду ей открою.

Торбеллино краем уха слышал, как скрипнула входная дверь, как раздался чей-то нежный голосок, который на чем-то настаивал, в ответ раздавалось монотонное громкое гуканье Бласфемо.

Через пару минут довольный хозяин вернулся в комнату, лицо его засияло, как медный таз.

– Франсуаза приходила проведать. Я ей сказал, что у меня дорогой гость, старинный приятель, с которым не виделись тысячу лет, что я читаю стихи. Обещала зайти завтра.

– Она не обидится?

– Кто?

– Ну, ваша пассия, Франсуаза.

– Нет, что ты! Она у меня очень добрая понятливая женщина. Она прекрасно знает, что лучше не прерывать меня, когда я пишу или читаю стихи. Вот послушай еще, эту поэму я посвятил моей первой любви…

Почти шесть часов подряд бедный Торбеллино через силу слушал сочинения бывшего атамана шайки «Ночные гости», боясь заснуть прямо на глазах у «поэта». Он таращил усталые глаза на автора, который вдохновенно читал свои гениальные поэтические строки. Юноше даже удалось несколько минут вздремнуть, в моменты, когда Бласфемо, закончив одно стихотворение, начинал листать тетрадь в поисках более гениального творения.

– Пожалуй, я пойду, дорогой Бласфемо. Уже довольно поздно, – наконец взмолился Торбеллино, безуспешно борясь со сном и порываясь покинуть уютное кресло. – Да и вам пора отдохнуть после напряженного рабочего дня.

– Что ты, что ты, я тебе еще не все стихи прочитал, – затараторил возбужденный автор.

Доморощенный поэт с таким вдохновением и пафосом читал стихи, что даже не почувствовал, как на него блестящую лысину спикировал здоровенный комар, залетевший в открытую форточку, явно привлеченный не стихами о любви.

Под убаюкивающие, монотонно звучащие стихи юноша некоторое время еще пытался как-то бороться с кознями Морфея, но потом стал клевать носом все чаще и чаще. И через минуту провалился в сказочный мир, полный сновидений…

Шлеп!

Торбеллино резко вздрогнул и проснулся от громкого звука. Это Бласфемо мощной ладонью прихлохпул наглого «кровопийцу», устроившего пиршество на лысой голове.

На рассвете заспанный Торбеллино покинул парикмахерскую и ее гостеприимного хозяина, который всю ночь читал ему свои лирические стихи и лишь под утро угомонился, когда увидел, что благодарный слушатель громко посапывает во сне, склонив голову на грудь. Кстати, надо отметить, стихи у Бласфемо были не такие уж и плохие, правда, кое-где хромала рифма, и не выдержан был размер.

Появившись в цветочном магазине, где находилась подпольная типография, усталый Торбеллино попросил Ферри его часа два, если можно, не беспокоить, так как ему крайне необходимо выспаться после бессонной ночи, чтобы восстановить силы и быть в нормальной форме.