Алексей Колентьев - Партизаны третьей мировой. Главный противник

– Ваша задача будет заключаться в следующем, майор. Через десять часов после нашей беседы вы с группой тщательно отобранных специалистов прибудете на аэродром подскока в Рамне, это сорок километров на восток от аэродрома авиаполка. Там вас будет ждать особый транспорт, который доставит вас в квадрат 23’49, это южнее Постниково. Там есть доступ в сервисный тоннель, который ведёт от станции в затопленные сейчас коммуникации резервного пункта космической связи. Его не достроили и в 89–м взорвали, однако подходы сохранились, и из этого места к станции теоретически можно пройти под землёй. После того, как вы проникнете в периметр станции, ваша задача наблюдать за развязками, ведущими с северо–западного направления. Петербург американцам с ходу взять не удалось, боеприпасы перебрасывают в том числе и оттуда. Вагоны спецсостава будут иметь литерную сигнатуру VH90, окрашены вагоны в тёмно–серый цвет, литеры предположительно белые или тёмно–жёлтые. Американцы про двойное назначение станции могут догадываться. Несмотря на то, что про тоннель им скорее всего не известно, идите осторожно. В случайные стычки категорически не вступать, основная цель слишком важна. Дополнительно по возможности выясните подходы к авиабазе под Кемерово, но это только второстепенная цель, главное – это состав с боеприпасами. Вы получите доступ ко всем имеющимся в распоряжении ставки ресурсам, потребным для операции, любую консультацию по имеющимся у нас данным о «Плаще Сатаны». Этот состав непременно надо уничтожить, майор. Сигнал о выполнении задачи пошлите в эфир незамедлительно. До точки эвакуации необходимо будет добраться в течение трёх часов после сигнала об исполнении задания. Всё должно случиться не позже десятого октября, иначе… Слишком много зависит от того, взорвёте вы эти треклятые вагоны или нет. Не приказываю, понимаю, что задача трудная, однако никто, кроме ваших ребят, тут не управится. Сможете?

– Мы выполним приказ, товарищ командующий. Так или иначе, состав под разгрузку не встанет.

Когда диверсант получает приказ, он не сомневается, такова наша работа. Генерал только кивнул, лихорадочный блеск в его глазах только усилился, дав понять, что разговор окончен. Он с видимым усилием поднялся из–за стола, я встал следом. Командующий протянул мне руку, мы обменялись рукопожатием. Генеральская ладонь была крепкой и удивительно сухой и горячей. Напоследок он тихо проговорил, словно прошептал молитву:

– Сделай, майор… не могу ничего сказать более того, что ты уже знаешь. Но поверь, не только за себя прошу. Сделай, как солдат солдата прошу тебя…

…Холод сквозь плотную резиновую прокладку кислородной маски вообще не ощущался. Вокруг царили зелёные сумерки, какие бывают при включенном в пассивном режиме приборе ночного видения. Напротив меня в позе эмбриона сидит опутанный амортизационной сбруей капитан Попов, слева – все остальные, кого удалось собрать. Всего шестеро бойцов, как я и предсказывал ещё тогда, десять часов назад. Аэродром оказался заброшенным отрезком скоростной магистрали, начинавшейся посреди поредевшего от вырубки участка тайги, но главный сюрприз ожидал нас в начале этой импровизированной взлётной полосы. Ребята даже приостановились, настолько всех нас поразило увиденное. На взлёте, свистя двигателями, стоял «белый лебедь» [81], хотя теперь от белизны ничего не осталось: весь корпус самолёта был окрашен в тускло–серый цвет, причём поверхность в лучах заходящего солнца словно бы дрожала, становясь то темнее, то светлей, когда её касались лучи солнца. Нас провели к длинному контейнеру, более всего напоминавшему раскрытую капсулу. Обе половины имели два противостоящих ряда ложементов с системой привязных ремней. Немногословный техник в чёрном комбинезоне без знаков различия указал нам на стоящий у самой опушки леса грузовик с бронированным кунгом. Возле машины в охранении стояли в разной степени готовности десять тяжеловооружённых бойцов охраны. Ребята охранявшие грузовик, были прикинуты так, что даже я позавидовал: редкие даже в мирное время бронекостюмы «ратник» [82], новейшие автоматы АЕК с интегрированным обвесом, у троих удобные ковровские ручняки «Барсук» [83]. В случае чего десять таких бойцов смогут противостоять полуроте американцев, а при соответствующей поддержке погонят и полную сотню. Трое вышли нам навстречу, и старший в шестой раз проверил сопроводительные документы. Бумажки я далеко не убирал, потому что всё вокруг после встречи с командующим напоминало фантасмагорический сон. Изначально я приготовился к длительному рейду на перекладных к линии соприкосновения с американскими передовыми частями. Поскольку наши летуны редко появлялись в небе и амеры чувствовали себя весьма вольготно, переброска по воздуху стала большой редкостью. Впервые за два месяца войны мы получили полное снабжение по снаряге и выбор оружия, пусть и не слишком богатый. А теперь ещё и такой шикарный транспорт. Мне было дано задание разработать только ту часть акции, которая касалась действий группы после заброски в оперативную зону, та же часть, что касалась заброски, по понятным теперь причинам держалась в секрете. Не мешкая, мы прошли внутрь кунга, где ещё двое техников помогли нам надеть поверх нашей собственной одежды тонкие, похожие на автомобильные чехлы балахоны из серой прорезиненной ткани. После этого нас снова повели к самолёту, где уже ждал ещё один человек в тёмно–синей лётной форме, но опять–таки без знаков различия. Это был смуглый, коротко стриженный мужик средних лет, с совершенно седой шевелюрой. Единственной запоминающейся чертой можно считать весёлые, с прищуром серые глаза. Крепко пожав мне руку, крепыш сказал:

– Майор, я координатор операции от разведуправления фронта. Зовите меня полковник Маевский. Понимаю, удивлены и всё такое… Не надо беспокоиться, Андрей Романович, всё учтено. Доставка, сброс и планирование в квадрате высадки происходит автоматически, так что ничего дёргать и нажимать вам не надо. Американцы высадки не увидят и не услышат, квадрат десантирования будет пуст, наши линейные части произведут отвлекающий манёвр, противник будет связан боем на другом участке фронта. Контейнеры с припасами снабжены радиомаяками, работающими на шифрованной частоте ваших индивидуальных коммуникационных станций…

Помолчав немного, Маевский жёстко глянул, и глаза его перестали улыбаться. Снова сжав мою руку, при прощании он добавил:

– Вы наша единственная возможность, майор. Отдали вам всё, поделились последним. Поезд не должен встать под разгрузку, никак нельзя этого допустить, Андрей…

…В плохих фильмах принято сообщать зрителю, что раз начальство просит, а не отдаёт приказ, матерясь через слово, то дело скорее всего гиблое. Солдат обречён, награда только посмертно и всё в таком духе. Наверняка для людей, не особо вникающих в нашу работу, так оно и есть: пойди к чёрту в зубы и сотвори чудо. Однако разочарую – это не совсем так, вернее совершенно не так. Дело в том, что специфика разведки такова, что любое задание с точки зрения людей несведущих выглядит как попытка самоубийства или нечто неправдоподобное, чего в природе быть не может. Поэтому к возможной собственной гибели всегда отношусь спокойно, хотя умирать, само собой, не предел мечтаний. Но гораздо страшнее, когда ты жив, а нужный мост не взорван, вражеская ракета успешно стартовала или какой–то американец или там француз в высоком чине продолжает отдавать приказы. Тогда гибнут те, кто в противном случае скорее всего выжил бы. Армия вполне может победить и без нас, однако всё упирается в цену, которую она за это заплатит. Страшнее смерти для разведчика невыполненное или проваленное задание, потому что это означает бесчестье.