Вадим Проскурин - Взлет индюка

— Ну, дык, ума-то им не надо. Расседлать, оседлать, корм задать, почистить, копыта обработать, костер разжечь, похлебку сварить…

— За колонной присматривать, — продолжил Длинный Шест.

— Да боги с вами, почтенный! — воскликнул Роберт. — Да ни в жизнь! За колонной особые рабы присматривают, в каждой колонне четыре охранника идет, иногда пять. Их прямо в Оркланде готовят. Дети полубоссов обычно или сами полубоссы. Бывает, провинится кто-нибудь или, наоборот, сам захочет мир посмотреть… Орки — они же почти как люди, они разные бывают.

— Да что ты говоришь, — улыбнулся Длинный Шест.

Роберт смутился, покраснел и принялся сбивчиво извиняться.

И вот их совместный путь подошел к концу, об этом ему сообщил Джон через серьгу. Длинный Шест успел уже отвыкнуть, что серьга разговаривает, даже испугался чуть-чуть.

— Стой! — приказал Длинный Шест. — Роберт, здесь наши пути расходятся. Спасибо за компанию, желаю удачного путешествия и хорошей прибыли.

— Тридцать долларов, — напомнил Роберт.

— Двадцать, — поправил его Длинный Шест. — Тридцать долларов я тебе тогда отдал, теперь только двадцать должен.

Роберт состроил обиженное лицо, как у ребенка, который вот-вот заплачет.

— Тридцать долларов, — повторил он. — Я помню, вы мне двадцать давали, а тридцать должны остались.

— Ну и бесы с тобой, — сказал Длинный Шест.

Полез в сумку, пересчитал деньги и убедился, что Роберт прав.

— Да, действительно, я тебе двадцать долларов тогда дал, — смущенно произнес Длинный Шест. — Извини. Держи.

Роберт не отрывал взгляда от толстой пачки потрепанных купюр в руке Длинного Шеста.

— Может, еще какая работа есть? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Длинный Шест. — Больше работы для тебя нет. Прощай. И, это… Если кто будет спрашивать, ты меня не видел, не помнишь, и вообще меня не было. Понял?

— Понял, — кивнул Роберт. — Желаю приятного путешествия!

Длинный Шест направил лошадь прочь с дороги, в степь. Но не успел он проехать и двадцати шагов, как безжизненный голос в левом ухе приказал:

— Убей их.

Длинный Шест вздрогнул.

— Что? — переспросил он. — За что?

— Убей их, — повторил Джон Росс. — Так надо.

— Они не сделали ничего плохого! — возмутился Длинный Шест. — Они нормальные ребята! Их убивать не по понятиям!

— У нас с тобой сейчас понятие только одно — целесообразность, — сказал Джон. — Я предупреждал, что дело будет грязным. Ты согласился. Теперь убей их.

— Но за что?! — воскликнул Длинный Шест.

— Сначала убей, потом объясню, — потребовал Джон.

Длинный Шест остановил лошадь. Печально посмотрел вслед удаляющимся всадникам и полез за бластером.

— Очки не забудь надеть, — посоветовал Джон. — Так целиться проще. Регулятор мощности поставь на четвертую отметку. Когда стреляешь в очках и днем, глаза при выстреле можно не закрывать.

Длинный Шест установил регулятор мощности на четвертую отметку, надел очки, прицелился и трижды выстрелил. При каждом выстреле неестественная картинка, отображаемая очками, на мгновение исчезала, мир становился равномерно-белым, но это не ослепляло. Джон прав, в очках целиться очень легко, там специальная отметка есть, она показывает, насколько точен прицел.

Обезумевшие лошади ускакали прочь, тела их всадников частично валялись на дороге, а частично сыпались в траву с лошадиных спин и боков по мере того, как лошади убегали.

— Наверное, прибраться надо, — предположил Длинный Шест.

— Не надо, — возразил Джон. — Шакалы приберутся. Поехали, направление ты знаешь.

Длинный Шест приотпустил поводья и дважды напряг бедра, лошадь послушно припустила небыстрой экономной рысью.

— Ты обещал объяснить, — потребовал Длинный Шест.

— Объясняю, — сказал Джон. — В отеле тебя никто не опознал, для нормальных людей все орки на одно лицо. Герман уверен, что то безобразие устроил Топорище Пополам. По твоему следу идет Эхо Мечты, есть такой молодой парнишка…

— Я его знаю, — перебил его Длинный Шест. — Погоди… Так мы против боевого братства работаем?

«Ты прославишься в веках как Джудас», вспомнил Длинный Шест слова Джона. И еще: «Готов ли ты пожертвовать бессмертной душой?»

— Я понял, почему ты мне сразу не стал ничего рассказывать, — сказал Длинный Шест. — Ты боялся, что я откажусь.

— Не боялся, а был уверен, — уточнил Джон. — Ты слишком молод, чтобы спокойно творить подлости, когда это необходимо.

— А что за подлость мне надо сотворить? — спросил Длинный Шест.

— Погоди, — сказал Джон. — Для начала я закончу объяснять про Нована. Он объявлен в розыск, дело на контроле у кардинала. Если бы ты оставил его в живых, то, вернувшись в столицу, он стал бы давать показания. И тогда Герман понял бы, что ты не Топорище Пополам.

— А он разве еще не понял? — удивился Длинный Шест. — Достаточно Пейна навестить…

— Пейна уже навестили, — сказал Джон. — Нет там Топорища Пополам. Зашел к нему какой-то монах и увел неизвестно куда. Исчез Топорище Пополам, будто не было. Думаешь, ты один подлости делаешь? Думаешь, мне легче, чем тебе?

— Ты его убил? — спросил Длинный Шест. — А зачем? Для чего все эти смерти?

— Чтобы подставить Пейна, — ответил Джон. — Но это не основная задача, это маленькое второстепенное дополнение. Когда основная задача будет выполнена, надо дать власть имущим столько пищи для размышлений, чтобы подавились. К тому же, Пейн меня беспокоит, он, говорят, математикой увлекся, боюсь, как бы не пропалил одну мою прошлую операцию. И еще, когда мою жену убивали, он смотрел и смеялся.

— Алису убили? — изумился Длинный Шест.

Наступила долгая пауза. Наконец, серьга произнесла безжизненным голосом:

— Оказывается, смех не передается. Нет, не Алису, у меня раньше была другая жена. Шелковая Лоза ее звали. Хорошая самочка была, красивая, добрая, танцевала великолепно. Глупенькая, правда… Но такой смерти не заслужила. Там, видишь ли, три рыцаря упоролись и решили после оргии устроить гладиаторский бой между телками. Нормальный такой бой, на ножах и до смерти. Моя жена была одной из тех телок. Она была в прекрасной физической форме, танцевала отлично… Короче, она всех победила. А ее все равно убили. Не Питер, другой рыцарь, Питер его потом отругал, триста раз приседать заставил… Но не запретил. Хотя мог.

— Фигасе, — сказал Длинный Шест. — Раньше ты об этом не рассказывал.

— Я об этом раньше никому не рассказывал, — сказал Джон. — И больше не буду, наверное. И тебе зря рассказал, извини.

— Нет, не зря, — возразил Длинный Шест. — Мне на минуту показалось, что ты… вы…

— Ты, — перебил его Джон. — Обращайся ко мне на ты. Когда жертвуешь собственной душой, правила морали становятся неуместными.