Вадим Проскурин - Взлет индюка

— Тогда какой смысл имеет свобода? — спросил Длинный Шест.

— Смысл свободы прост и понятен, — ответил Джакомо. — Допустимо любое действие и намерение, не нарушающее трех главных добродетелей. Это принцип политической корректности, он в учении Геи один из трех главных. Есть еще принцип толерантности и принцип нетерпимости.

— Разве толерантность и нетерпимость — не взаимоисключающие понятия? — удивился бог Каэссар.

Джакомо улыбнулся и ответил:

— Этот вопрос часто задают дети. Здесь есть парадокс, но он легко разрешается. Толерантность и нетерпимость применяются к разным субъектам. Толерантность следует применять к тем, кто следует пути Геи, а нетерпимость — к тем, кто отклоняется от него, осознанно или неосознанно. Это как откровение святого Ньютона о противодействующих силах, приложенных к разным телам.

— У вас в школе изучают физику? — спросил бог Каэссар.

— Не знаю, что такое физика, — ответил Джакомо. — Откровения святого Ньютона проходят на философии.

— Экие вы фанатики, — сказал бог Каэссар.

— Да, мы фанатики, — кивнул Джакомо. — Фанатизм входит во вторую тройку добродетелей наряду с инициативой и энтузиазмом.

— Фигасе, — сказал бог Каэссар.

Немного помолчал, затем негромко забормотал, обращаясь непонятно к кому:

— Так даже лучше, наверное… Холокостом кашу не испортишь…

Джакомо хотел спросить бога Каэссара, что такое холокост, но не успел, потому что бог заговорил не тихо и сумбурно, а своим обычным голосом:

— Короче. Мне открылось, что мистический обряд следует исолнить сегодня ночью, лучше всего в полночь. Через полчаса нам надо выдвигаться.

— Какая отличная новость! — воскликнул Джакомо. — Мы достигнем цели уже сегодня! А что за обряд мы должны будем провести?

— Озадачь полковника, пусть соберет командиров, — приказал бог Каэссар. — Я не собираюсь повторять десять раз одно и то же. Как соберутся, так сразу всем объясню.

Джакомо удалился. Бредущие по дороге рабы тоже удалились из поля зрения. Во все стороны, куда ни глянь, расстилалась бескрайняя степь, и если не знать заранее, что в высокой траве таятся сто тринадцать кровожадных эльфов — ни за что не догадаешься, что они там таятся.

Длинный Шест надел очки, обвел взглядом окрестности и убедился через биодетектор, что в непосредственной близости нет ни одного эльфа. Затем потер серьгу и тихо спросил:

— Джон, ты слушаешь?

— Слушаю, — отозвалась серьга. — Что спросить хотел?

— Этот обряд… — начал Длинный Шест и осекся, не зная, как продолжить.

— Не бери в голову, — посоветовала серьга. — Потерпи еще немного, осталось совсем чуть-чуть. Через час-другой твое испытание закончится.

Будучи назначена старшей погонщицей рабов, Алиса сразу взяла дела в свои руки. В первую очередь она сходила на кухню и лично продегустировала все кушанья, приготовленные для первого стола, за которым будут обедать самые важные гости и сама хозяйка поместья. И не зря продегустировала! Оказалось, что в кувшин леди Патриции кто-то налил негодный прокисший сок, стыд-то какой! Алиса лично вылила гадость в сточную яму и лично наполнила кувшин хорошим, годным соком. Затем посетила мясной цех, обругала мясников за грязь и беспорядок, и отправила всех поголовно к палачу получать вразумление плетьми по заду. А затем пошла куда-то еще, при этом в руках у нее была небольшая холщовая сумка.

Путь Алисы пролегал мимо статуи богини Эпоны. Поравнявшись со статуей, Алиса воровато оглянулась, открыла сумку, вытащила оттуда шесть ломтей свиной печени и аккуратно разложила на алтаре: три куска слева от центральной канавки, а другие три — справа. Затем извлекла из сумки пучок цветов с клумбы и воткнула в каждый кусок по три цветка. А в центр алтаря, прямо в кровосток, положила индюшачью голову. Полила вокруг свиной кровью из небольшого бурдюка, стараясь, чтобы получившееся пятно было побольше и пострашнее. Окунула в кровь палец и нарисовала слева и справа от пятна две неведомые загогулины, похожие на стилизованные ветки с листьями. Вытерла руки о траву, убрала пустой бурдюк в сумку, убедилась, что не запачкала ничего лишнего, аккуратно завязала сумку, и пошла дальше. По дороге посетила нужник, там выбросила сумку в выгребную яму.

Затем Алиса переместилась из хозяйственной части поместья в парк. Уселась на первую попавшуюся скамейку, вытащила из кармана косяк, закурила. По мере того, как она курила, озабоченность уходила с ее лица. Если раньше она выглядела напряженной и испуганной, то теперь она стала добра и весела. Докурив, Алиса встала, отряхнула платье и направилась в главное здание усадьбы, насвистывая веселую песенку.

К этому времени торжественный обед уже шел полным ходом. Леди Патриция, сидевшая во главе первого стола, раскраснелась и беспрерывно смеялась, беседуя со своим новым фаворитов Джоном Россом, который занимал место по правую руку от хозяйки. Судя по всему, он только что рассказал ей веселый анекдот. Леди Патриция хохотала как сумасшедшая и повторяла:

— В кувшин не лезет, ха-ха-ха!

Алиса осторожно прошла вдоль стены, стараясь не привлекать лишнего внимания, и встала за спиной леди Патриции. Встретила взгляд Джона, улыбнулась и кивнула. Джон в ответ незаметно указал пальцем на кувшин, стоящий перед хозяйкой поместья, улыбнулся и кивнул. В этот момент леди Патриция обратила внимание на его мимику, обернулась и увидела Алису.

— О, вот ты где! — воскликнула Отвязная Патти. — Ты чего с моим парнем перемигиваешься? Сейчас как заревную!

При этих Джон Росс словах скорчил гримасу, как будто случайно откусил половину лимона, но сразу же спохватился и вернул лицо в исходное состояние.

— Извините, госпожа, — сказала Алиса. — Я увидела кое-что странное, хотела доложить…

— Потом доложишь! — махнула рукой Патти. — Все заботы потом, а сейчас мы веселимся! Никаких забот! Эх, девочка, жалко, что ты не человек, а то я бы тебя тоже за стол посадила!

Губы Алисы сжались в тонкую линию, кулаки напряглись.

— Эй-эй! — прикрикнул на нее Джон. — Держи себя в руках, не забывайся!

— А я и не забываюсь, — сказала Алиса. — Извините, добрая госпожа, примите смиренные и искренние извинения. Веселитесь, добрая госпожа, а то, что у статуи Эпоны весь пьедестал кровью залит, я потом доложу.

— Чего? — переспросила Патти. — Какая статуя, какой пьедестал, какая кровь? Ты чего несешь, дура?

— Статуя богини Эпоны, — объяснила Алиса. — Лошадь такая большая, не то бронзовая, не то еще какая. Я мимо проходила, гляжу, у нее весь постамент кровью залит, а вокруг мясо с цветами разложено. И еще голова индюшачья. И знаки неведомые прямо на камне нарисованы.

Джон охнул.