Андрей Лавистов - Нелюди Великой Реки. Полуэльф-2

Удача — капризная дама, спугнуть ее ничего не стоит. Иногда она любит показать, ради «бон-тона», не иначе, что ее пристрастия постоянны. Врет, конечно… Но очень часто даже тертые парни ставят в рулетке на то самое число, когда им повезло остаться в живых… Знакомясь с женщиной, говорят тот самый идиотский комплимент, который «прокатил» с Той Самой, лицо которой когда-то давно невозможно было описать словами. А когда новая пассия только фыркает, недоуменно пожимают плечами…

«Ты такая красивая! Ты так мне нравишься!» Тьфу! Ничего более банального я и представить себе не могу! Один мой приятель, человек грубый и нетонкий, но с большим жизненным опытом, тоже чувствовал «стертость» этого комплимента. Поэтому однажды он дополнил его неожиданным: «Я, как тебя увидел, так сразу в штаны кончил!»

С тех пор с его морды не сходили синяки и удивленно-восторженное выражение. Он удивлялся тому, как на женщин действуют его слова…

Я тоже долго удивлялся тому, как умные и циничные стервы падают в его объятья, как перезрелые груши. Если не избирают в качестве груши его лицо.

И комплименты, с тех пор, хоть и не такие рисковые, стараюсь сделать почти любой особе женского пола. Но Наташе Бороздиной, «выдернувшей» меня в портал, приведший нас прямиком в подвал ярославской контрразведки, комплиментов я говорить не буду. Принципиально. Хотя она и хороша собой. И, возможно, умна. Да что говорить, красива она, зараза, очень красива! И очень преданна «делу партии», а если говорить без экивоков, своим начальникам…

Впрочем, сильно сомневаюсь, что мои комплименты хоть сколько-нибудь бы повлияли на их решения…

Мои лопатки ощутили кирпичную стенку, здорово выщербленную пулями, а впереди, в десяти шагах, встали пять стрелков из комендантского взвода, или уж не знаю, какое подразделение расстрелами занимается.

Я все силился понять, ЗА ЧТО??? За что меня, неплохого, в общем, разумного, не нарушившего, если не придираться, ни одного закона, ставят к стенке?

Это ошибка! Это… Это недоразумение! Так не может быть! Это против правил, против закона, против логики!

Ну, ладно, чем-то я помешал доблестной Ярославской контрразведке. Ну, ладно, присвоил кровавые смарагды, на которые наложил лапу опасный преступник Виталя Стрекалов, маг-оборотень и предатель. Так что, лучше было бы, если б смарагды у него оставались?

И с каких таких пор самооборона считается убийством?

Да если даже сложить все мои грехи, умножить на два, так мне все равно только пара лет каторги светит!

Я ничего не понимал, и ждал, до последней секунды ждал, что все разъяснится. Только когда на меня глянули своими холодными и черными зрачками пять винтовочных стволов, я смог совладать со своим бараньим недоумением. Недоумением жертвы.

Когда меня выводили во двор, можно было бы хоть попытаться принять «последний бой». Нет, раньше, когда заходили ко мне в камеру… Нет, в камеру не заходили… Нет, еще раньше… Ерунда! Мне не дали бы и дернуться! Значит, последний бой надо принимать сейчас.

Что ж, бои, они разные бывают… я вот не стану делать резких движений, облегчая солдатикам выбор… Среди пришлых совсем мало христиан, но многие из них до сих пор крестят своих детишек «на всякий случай». Крестик на шее, иногда по соседству с другими знаками других богов и всевозможными оберегами можно увидеть довольно часто. А у меня как раз на свитере крестик… Каково вам будет стрелять в полуэльфа с крестом? Я воззвал к христианскому богу, чтобы все по-честному было, чтобы «усугубить», так сказать, и крикнул расстрельной команде: «Забьемся, что в крест с десяти шагов не попадете?»

«Готовсь!»- крикнул усталый унтер. Момент истины…

— Отставить! — звонкий голос Наташи разнесся над двором, и верхняя часть каменного дома, во дворе которого меня чуть-чуть не расстреляли, окрасилась розовым. Рассвет…

Розовым, а не красным… Я вам что, Федор Михайлович Достоевский, что ли, чтобы меня с собственного расстрела выдергивали? Будет тогда вам преступление с наказанием, идиоты! И кстати, штанишки бы надо пощупать, не случился ли конфуз какой…

Нет, вроде…

Наташа подошла ко мне и, достав из кожаной папочки листок гербовыми печатями и всеми степенями защиты, зачитала, звонко и отчетливо:

— Полуэльф Петр, сын Андрея, Корнеев! Решением Специальной комиссии по противодействию коррупции и расследованию должностных преступлений при Департаменте Полиции вы признаны виновным в превышении служебных полномочий! Мера пресечения выбрана: задержание и помещение в камеру предварительного заключения. Мера наказания выбрана: расстрел!

Я аж рот раскрыл от удивления! Ладно, если решили мне напоследок приговор зачитать, пожалуйста, я не против! Но какие комиссии? Какие должностные преступления? Какая коррупция? Наташа с ума сошла? Или ее начальники?

— Учитывая сложность оперативной обстановки, вашу неадаптированность и отсутствие злого умысла, мера наказания вам заменена!

Тут Наташа послала мне чарующую улыбку. Хорошо хоть не воздушный поцелуйчик!

— Вам назначается отбывание в штрафной роте спецбатальона «О» в течение трех лет или вплоть до нового решения Специальной комиссии! Увести осУжденного!

Так, с открытым ртом, я деревянной буратиной и последовал за солдатиками… Ножки ходили с трудом: адреналин, что ли, перегорел?..

Ничего не понимаю… Ничего не понимаю… Это меня в армию, что ли, забирают? В тридцатник? Меня? Полуэльфа? В армию?

Я не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Что у них там, в «конторе», с мозгами? Чего они униженные и оскорбленные в смысле интеллекта?

Не успели мы дойти до камеры, как Наташа, счастливая такая, подбежала вприпрыжку, расшалившейся школьницей.

— Вот видишь, Петя, все хорошо закончилось!

— Ничего еще не закончилось! — мое дурное настроение не мог развеять даже тот факт, что я, вроде бы, избежал расстрела. — Жалобу хочу написать, бумагу дайте и перо!

— Жалобу теперь только в расположении части… — удивилась Наташа, — с разрешения командира… — Надула губки и пошла по коридору походочкой «от бедра», так что не только я, но и мои конвоиры засмотрелись ей вслед, в надежде, что оглянется. Хрен вам всем…

Дальше моя жизнь стала напоминать какой-то дурной сон. Появился знакомый уже унтер и скомандовал, нет, прорычал: — Почему здесь? На помывку, бегом! Вы, двое, за мной!

Это он мне? Ладно, мои конвоиры уже ушлендали, а я остался в одиночестве посреди коридора. Интересно как… Дошел до своей камеры, окинул ее долгим задумчивым взглядом. Шильонского узника, что ли, поизображать? «…на волю я перешагнул и о тюрьме своей вздохнул». Взгромоздился на нары и закрыл глаза. Не то, чтобы спать не хотелось, но опять ведь Виталя приснится. А какие смешные были сны поначалу… Не иначе, пришла череда кошмаров.