Андрей Столяров - Детский мир (сборник)

— Мы не ждали вас, ваше высокопревосходительство, — сухо сказал он. — Извините, но мне хотелось бы знать причины вашего появления.

Шпага коснулась ямочки между ключицами.

Металл был холодный.

— Уберите оружие, — в свою очередь сказал Барма. — Ваш связной убит на территории Порта. Это — полный провал. Через полчаса начнется облава по всему городу.

Он двумя пальцами взял шпагу за наконечник и отодвинул ее от своего горла.

Лямблия за спиной коротко и быстро вздохнул.

— Ладно, — сказал Пфукель, замявшись на долю мгновения. — Ладно. Пройдемьте в комнату.

Черные фасеточные глаза его дико блеснули.

Стараясь дышать, как можно реже, Барма прошествовал в помещение, где вместо мебели у ободранных стен были брошены три разорванных тюфяка, и, смахнув с подоконника ватные залежи пыли, осторожно уселся, облокотившись спиной о захрустевшую раму.

Лямблия между тем, не убирая кинжала с отточенным лезвием, привалился у входа, к заклиненной половинке дверей, а, наверное, астматический, посвистывающий трахеями Пфукель, неуклюже засунув шпагу в ременную петельку у бедра, щелкнул шейными сочленениями и поскреб грудной панцирь, поросший хитиновыми шипами.

— Ладно, — опять, поколебавшись мгновение, сказал он. Связной — это мелочи. Связной меня в настоящий момент не интересует. У меня, ваше высокопревосходительство, есть для вас гораздо более серьезное предложение…

Он покашлял.

— Но связной ставил «метки», — быстро заметил Барма. Так мы, господа мои, с вами не договаривались. «Метка», господа мои, это — нарушение Конкордата.

Пфукель кивнул — всем туловищем, подтверждая.

— И тем не менее, это — мелочи, ваше высокопревосходительство. Что такое, в конце концов, Конкордат? Жалкий клочок бумаги, и ничего более. Действенность ей придают только реальные силы, стоящие с обеих сторон. Если таковые силы уравновешены, то Конкордат обретает форму закона. Если же равновесие нарушается, то… ваше высокопревосходительство, мне даже неловко учить вас азам политики… Впрочем, о Конкордате мы можем поговорить как–нибудь в другой раз. Вы, ваше высокопревосходительство, прекрасно знаете, чего мы хотим…

— И чего вы хотите? — спросил Барма.

— Нам нужен Радиант.

Барма вскочил.

— О, господи! — не скрывая мгновенной злости, воскликнул он. — Я вам тысячу раз объяснял, что никакого Радианта не существует. Это — мифы, легенды, рожденные городским фольклором. Поверьте мне: я знаю город, как свои пять пальцев. Если бы Радиант действительно существовал, то я бы его уже давно обнаружил. Впрочем, если бы он существовал, то и я разговаривал бы с вами совсем иначе. Я бы тогда вообще не стал с вами ни о чем разговаривать!..

Он перевел дыхание.

— А вот в это я верю, — неожиданно согласился Пфукель. — Если бы Радиант был в вашем распоряжении, вы бы действительно разговаривали иначе. Но, по–моему, вы не учитываете еще одну вероятность. Радиант существует, но недоступен вам по каким–то причинам. Между прочим, очень интересная вероятность. Потому что из нее вытекает одно чрезвычайно важное следствие…

— Какое следствие? — тупо спросил Барма.

— Следствие заключается в том, что как посредник между нами и Радиантом вы не годитесь.

Пфукель многозначительно посмотрел на Лямблию, и Лямблия тонко хихикнул.

Из костлявого его кулачка высовывалось острие.

— Вот, что, — решительно сказал Барма. — Мне не нравятся ваши намеки: я с вами честен и рассчитываю на аналогичное отношение. А кроме того, вы нарушаете Конкордат. Поэтому давайте договоримся определенно: вы сейчас возвращаетесь в Норы — выход из города я вам обеспечиваю — ну а, скажем, недели через полторы… через две… когда шум по поводу «метки» немного уляжется, мы негласно встретимся с вами и тогда уже договоримся о конкретных условиях. Все. Больше вам здесь задерживаться не следует.

Он снова поднялся.

— Мы еще не закончили, ваше высокопревосходительство, заметил Пфукель.

— Закончили!

— Я хотел бы затронуть вопрос — о мече Мышиного короля…

— Это — при следующей нашей встрече.

— Ваше высокопревосходительство, умоляю, еще две–три минуты…

— Достаточно!..

Тогда Пфукель, как бы смиряясь, развел парами хитиновых ручек на животе, и глаза его, отвернувшиеся от света, стали коричневыми.

— Лично я, ваше высокопревосходительство, ничего против вас не имею. Просто таковы обстоятельства…

Он пронзительно пискнул.

И сейчас же, отзываясь на этот писк, вслед за Лямблией, который подпрыгнул, выставив перед собой сталь кинжала, в комнату, немного мешая друг другу, ввалились трое огромных жуков, и хитиновые панцири их заскрипели от страшного напряжения.

Западня, понял Барма. Подготовлено все это, конечно, было заранее. Цыпа — не Цыпа, но с кем–то они все–таки договорились. А вот я, идиот, проморгал и, по дурости, разумеется, влез в эту ловушку.

Сердце у него забухало, нагнетая кипящую кровь.

Ему очень не хотелось умирать в этой комнате, где известка на стенах была безобразно оголена и ужасными кучками чернели по всем углам жучиные экскременты.

Но он чувствовал, что здесь он, по–видимому, и не умрет.

Время еще не пришло.

И действительно, едва первый жук схватил его хитиновой лапкой за выставленное запястье и едва потянул, чтобы прижать к членикам шипастой груди, как из морды его полетели какие–то мокрые торфяные ошметки, а сквозь образовавшееся между челюстями отверстие, точно скисшее молоко, выплеснулась тягучая жидкость.

Жесткая колючая лапа разжалась.

И еще один жук захрипел, оползая по штукатурке стены весь помятый и словно отброшенный неведомой силой.

Иссиня–черные крылья его распахнулись в агонии.

Барма ринулся в образовавшийся узкий проход.

— Нормально!.. — сказал Ценципер, находящийся по середине прихожей и, по–видимому, наугад бодро лупящий в комнату из огромного, как будто музейного пистолета. — Как раз вовремя!.. Еще пара минут, и было бы поздно!..

Он заколотил две последние пули в копощащуюся на паркете хитиновую кучу–малу.

— Уходим!..

Куча–мала распадалась, из нее неожиданно выпрасталась ужасная физиономия Пфукеля — усики ветвистых антенн метались над черепом.

— Хватайте их!..

Трое или четверо огромных жуков заторопились по узости коммунального коридора.

Желтели членики брюшек.

— Я вас все равно убью, ваше высокопревосходительство!..

Пфукель уже наполовину освободился, и безжалостный гибкий клинок, завибрировав, протянулся в сторону двери.

Сверкнули грани эфеса.

Но Ценципер, как танк, протаранил спиной полуприкрытую дверь. Они выкатились на лестницу и, едва не подмяв случайного, по–видимому, человека, еле–еле успевшего отскочить в проем на площадке, как бандиты после неудачного ограбления, спотыкаясь и сталкиваясь между собой, выбежали во двор, гораздо более похожий на свалку, и опять же, едва не сшибив низкорослую женщину, вывернувшуюся им навстречу, очутились на улице, где как раз в это время проплывали по мостовой оранжевые вагоны трамвая.