Николай Берг - Крепость живых

– Женщину с ребенком нашли в автомобиле, живые еще. Там много людей в машинах, но все мертвые, а эти – живые!

– У вас в Адмиралтействе найдется теплая комната и теплое питье?

– Найдется!

– Бегом туда потащили! Надежда Николаевна, вы тоже с нами! Званцев! Николаич! Медпункт будет в Адмиралтействе, пришлю курсанта для связи!

Ребята также гусеницей, пыхтя, волокут свой груз – мелькает иссиня-бледное лицо, красно-синяя куртка.

– Точно живая?

– Точно!

– На глаза смотрите!

– Да знаем! Уф, знаем!

Быстро вспоминаю, что надо делать, – тетка явно замерзла за то время, что сидела в автомобиле. Обезводилась, конечно. Надо отогревать. Скорее вспомнить, что надо делать. Что мы делали в такой же ситуации тогда, зимой 2003 года?

На рысях проскакиваем в ворота, тут уже тащить проще. Не успеваю запомнить, куда нас ведут – впечатление, что какой-то хозблок. По дороге успеваю отправить ближнего ко мне курсанта – шустрый такой и трогательно лопоухий – за теплым сладким чаем, или компотом, или другим ТЕПЛЫМ, а НЕ ГОРЯЧИМ питьем, и чтоб тряпок принес, валенки, если есть, меховые рукавицы или перчатки. Когда он убегает, понимаю, что все кучей он не притащит – посылаю второго в помощь.

Комнатушка полутемная, висят шинели. То ли каптерка, то ли сушилка, но тепло – очень здорово. Прошу притартать матрасы, если есть (оказывается, есть) совсем рядом.

Двое еще побежали.

Тетка при ближайшем рассмотрении оказывается лет под тридцать, симпатичная крашеная блондинка, вместе с нею сынишка лет пяти-шести.

Так. Первым делом раздеть догола обоих. Стылая одежда сейчас холоднее, чем воздух в комнате. Сыненок выглядит хуже, чем мама, ну да это понятно: у детей система терморегуляции отлажена хуже, чем у взрослых, потому и замерзают они быстро, куда быстрее взрослых. Опять же плохо, – худенький, был бы потолще, не так бы замерз, но видно, что мамка его согревала как могла, потому, скорее всего, вторая степень переохлаждения у обоих – температуру мерить некогда, кожа бледная, синеватая, с мраморностью… Дыхание у мамки десять вдохов в минуту. Пульс пятьдесят пять ударов в минуту. Проверяю на сонной артерии – так проще. Наблюдается резкая сонливость, она все время словно бы отключается.

– Как вас зовут? Вы слышите меня? Как зовут сына? – ору довольно громко, за это время успеваем снять одежонку с мальчишки и поснимать большую часть одежды с мамки. Они на это не реагируют, – следовательно, симптом угнетенного сознания у них есть. Смотрят оба бессмысленно, но в сознании… Значит, надо орать, и громко, – тогда понимают.

– Как зовут сына?

– Я Рита…

Ну прям как в старом анекдоте про мальчика-тормоза.

Однако если контактна, уже лучше. Гораздо лучше. Что еще радует – когда стягиваем джинсы с мальчишки и джинсы с Риты, становится ясно, что не мочились они в штаны, – значит, до последнего времени в разумении были, не так все плохо. Нет, ну, кроме этой дерюги, и одежды нет другой! Дались всем джинсы, черт дери эту одежонку! В России крестьяне такое носили только летом, когда было жарко, а тут и зимой, и весной. Помню, как приятели немцы охренели, когда увидели в этнографическом музее на наших крестьянах 1880 года джинсовую одежду – только вот молний не было и лейблов, зато была груботканая материя, покрашенная синей кубовой краской (так в России называли «индиго»). И была она привычна, причем именно для самых бедных. Кто побогаче – уже ею брезговал… А тут нате, неслыханное изобретение Левиса – рабочая одежда для грузчиков и рудокопов. Все как с ума посходили… Ну неполезно ее носить! Черт возьми!

Вытряхиваем Риту из кофточки, лифчика… Колготки к фигам. Груди у Риты с тонкими шрамиками снизу – силикона зачем-то себе навставляла. И фигура как нынче принято – сухощавая, очевидно сгоняла с себя жирок нещадно. Тоже нехорошо, – значит, все, что организм мог использовать для обогрева себя, уже использовал, запас энергии у таких невелик.

Стринги? На фиг стринги, а вот где парень с валенками?

– Не спи, не спи! Не спи, Рита! Как зовут сына? Как зовут сына?

Парни вопросительно на меня смотрят.

– Помогать будете?

– Уже помогаем.

– Тогда тоже раздевайтесь. До трусов.

С удовольствием отмечаю, что Надежда, раздевая вместе с одним из курсантов малыша, все время его тормошит, разговаривает с ним, и голос у нее приятный и звучит убедительно. А умные люди мне не раз говорили: даже с потерявшим сознание пациентом надо разговаривать все время – больше шансов, что вытащишь. И Надежда именно так и делает.

Ожидаю, что курсанты начнут мяться, как булка в попе, и хихикать, но один из них понимающе говорит:

– А, эсэсовский способ!

И они довольно шустро скидывают с себя свою казенную амуницию.

Только я примеряюсь, как обмотать конечности пострадавшим теми же шинелями, как прибегает тот, лопоухий. Он тащит почему-то три валенка, здоровенный чайник и кучу тряпок – потом оказывается, что это какие-то драные простыни.

Теперь надо временно законсервировать холодную кровь в коже и клетчатке конечностей и отогревать голову и туловище: старый закон – греть с центра.

Один из раздетых курсантов пристраивается за Ритой, обхватывает ее лапами, греет ее спину своим пузом и грудью, а бока – согнутыми в коленях ногами. Второй забирает мальчишку и тоже греет его тельце собою. Я, обмотав ногу Риты простыней, запихиваю ее в валенок, благо он сорок последнего размера, а Надежда делает то же с ногами мальчика – они свободно уходят обе в одну обувку.

– Рукавицы, перчатки принесли?

– Женька побежал, сейчас принесет!

Так, ноги в валенках, хорошо. Теперь обмотать простынкой руки – и можно поить. Чайник оказывается горячим. Сильно горячим. А тогда мы вот так! Обматываю чайник оставшейся не при делах простыней так, чтоб не жегся, и, проверив его рукой – не жжется, гож в дело, – прикладываю это все к затылку и шее Риты.

Волосы у нее короткие, под мальчика, так что греть должно хорошо.

– А я слышал, что растирать надо все тело! – говорит лопоухий.

– Не при второй степени. Вот если бы у них была гусиная кожа, стучали зубы и они были в эйфории или на вопросы бы отвечали… Тогда да, растирания или в теплую ванну – и вскоре все было бы в порядке. А у этих явно вторая степень. Самая охлажденная кровь у них как раз в коже. Начнем растирать – погоним эту холодную кровь в мозг и к внутренним органам. Получим двойной убыток: охладим мозг и органы еще сильнее, а кожу разогреем.

– А чем плохо кожу-то разогреть?

– Лёнь, подмени меня. Я сам замерз – такая Снегурочка, понимаешь. Как снежную бабу обнимаю… – Это тот, который Риту собою греет, так шутит. Но и впрямь видно, что замерз.

Меняются. Я все еще грею Рите затылок и шею чайником, проверяя, не жжется ли он. Надежда гладит ладошками мальчишку по голове.