Дмитрий Силлов - МКАД

Я не стал уточнять, откуда Шерстяной нахватался таких умных слов — не иначе, от того деда, что карту нарисовал. Да и какая разница? Сейчас мы шли к прямоугольному черному проему, который когда-то занимала входная дверь одноподъездной башни, и меня гораздо больше волновал вопрос личной безопасности, чем болтовня мутанта. Он, конечно, отличный товарищ, но лично меня он гораздо больше устраивал за рулем машины, чем в качестве боевой единицы, прикрывающей тыл. Правда, особого выбора не было.

— Держите вход в подъезд, мы скоро, — на всякий случай продублировал я команду Шерстяному с Коляном. — Ион, прикрывай.

И шагнул в темноту, пропахшую древней сыростью и сладковатым запахом разложения.

На труп мы наткнулись почти сразу.

Рассеянные солнечные лучи падали сквозь лестничное окошко первого этажа, и в этом призрачном свете особенно жутко смотрелась оскаленная пасть мертвеца. Голова запрокинута, под затылком — бурая лужа. Вытянутые вперед челюсти, когти на волосатых лапах, одет в серую униформу — похожую в моем мире носили охранники объектов. Поверх формы надета пустая разгрузка. Видать, грохнули собакоголового и обчистили труп. Причем грохнули не так давно.

— Мута завалили этой ночью, — подтвердил мои выводы стаббер. — Труп свежий совсем. Причем завалили грамотно.

Ну да, в профессионализме убийце не откажешь. Аккуратная продольная рана на горле трупа говорила сама за себя. В собакоголового с улицы неожиданно метнули нож, перебивший трахею. Мутант от удара подался назад, споткнулся и упал, дополнительно приложившись затылком о ступеньку. Можно сказать, повезло ему. Всегда завидовал тем, кто умер быстро. Как пел классик, «так лучше, чем от водки и от простуд».

Перешагнув через труп, мы стали медленно подниматься по лестнице. Понятное дело, что тот, кто завалил собакоголового, выдернул свой нож из раны и пошел туда, куда ему мешал пройти мутант. То есть на вершину башни. И не факт, что он уже успел сделать там все, что хотел, и спуститься обратно.

Не люблю я эти подъемы по лестницам. Ни отступить, ни укрыться, если кто-то вздумает, скажем, гранату сверху по ступенькам скатить. Или просто залечь на верхней площадке, выставив перед собой огнестрел. Все, что можно будет увидеть при таком раскладе, это дульный срез и макушку стрелка. А ты для него весь как на ладони.

Но сейчас отступать уже поздно. Если нас не засекли на входе, то непременно засекут на выходе, когда мы к складам почапаем. Да и выдвигаться к охраняемому объекту без разведки не есть правильно. А что военные склады охраняемые, в том сомнений никаких: дымом от костров небось неспроста в воздухе пахло.

Так что мы продолжали подниматься. Я, выставив перед собой тепловой пистолет и искренне надеясь, что замечу вероятного противника быстрее, чем он меня. И Ион следом, контролируя боковые дверные проемы, ведущие на этажи.

Так мы миновали двенадцать этажей. Уже, по идее, можно было бы шагнуть в очередной проем, найти подходящую квартиру и превратить ее ненадолго в наблюдательный пункт. Но не хотелось мне, чтобы кто-то несомненно опасный, умеющий столь эффективно и уверенно метать ножики, шарился над моей головой. По той же простой причине, что в данном конкретном случае, кто этажом выше — тот и молодец.

Короче, добрались мы до четырнадцатого этажа — и остановились. Дальше хода не было. Солидный кусок разрушенной бетонной стены намертво перегораживал лестницу. Поверх него вниз свисали вяло шевелящиеся корни. Понятно. Ветрами сверху всякой дряни нанесло, на которой прижились какие-то хищные растения, жрущие то ли зазевавшихся рукокрылов, то ли путешественников, страстно желающих залезть еще выше.

Нам выше было без надобности. Теперь мы с Ионом цари горы, стало быть, пора приступать к основной цели нашего визита.

Я осторожно шагнул в дверной проем.

Так, ясно. На этаже шесть квартир. Бронированные двери выломаны из косяков небось лет сто назад. Вообще, все, что можно было оторвать, выдрать и унести, — оторвали, выдрали и унесли, включая плитку с пола и проводку из стен. Не удивлен. Это явный признак того, что рядом военная база. Служивый человек, согласно привитому армейской жизнью инстинкту выживания, просто обязан тащить всё, что плохо лежит. А уж в условиях постапокалипсиса — тем более.

Предаваясь таким возвышенным думам, я одновременно прикидывал, из какой квартиры будет удобнее ту базу разглядывать. Судя по всему, из той, что справа.

Кивнув Иону, чтобы он следил за остальными квартирами и лестницей, я прокрался вдоль стены и аккуратно проник на вышеозначенную жилплощадь.

Передо мной открылся коридор со стенами, также ободранными до бетона и покрытыми плесенью. В потолке дырки — когда-то там, наверно, висели светильники немыслимой красоты. Мусор на полу, слежавшийся от времени в подобие разноцветного ковра. И три прямоугольных проема, ведущих в комнаты.

Я затаил дыхание… В ближайшей комнате мне почудилось какое-то движение. Стараясь не наступить на какую-нибудь хрень, я сделал шаг, другой…

…Еще в моем мире не любил я американские боевики за штампованные сцены, где крутые парни, выхватив стволы, торчат на месте как дебилы, целя друг в друга из больших пистолетов. Типа, патовая ситуация, немая сцена, каждый понимает, что выстрелит он — и противник тоже выстрелить успеет. Нет, не спорю, сцена жизненная, но на фига ж из фильма в фильм ее пихать? Тем более что в реальности встречается она не так уж часто.

Но, тем не менее, встречается…

У стриженного под горшок амбала, что целил мне в живот из автомата, лицо было суровое и решительное. Со шрамом от угла рта до уха, живо напомнившим мне о метательном диске боевого робота, недавно разворотившем мне щеку. Изрядно потертый камуфляж «флора» ни о чем не говорил, как и зеленый звездообразный то ли погон, то ли эполет, пришитый на плече автоматчика. А вот меч на боку парня свидетельствовал о многом. Если носит, значит, скорее всего, умеет им владеть. И если сопоставить возраст (парню, несмотря на суровый вид, не больше двадцати), необъятную ширину плеч, меч и бицепсы, бугрящиеся под камуфлой, то сразу вспоминается дружинник Данила, схожий с данным типом видом и замашками. Сразу видно, что автомат для пятнистого Шварценеггера оружие не родное, ему мечом воевать привычнее. Или, например, рельсой, если таковая подвернется под лапищи.

Пятнистый амбал, конечно, впечатлял. Но второй мужик, присутствовавший в комнате, не понравился мне куда больше. Средний мужик, прямо скажем, на первый взгляд, по всем показателям. Роста невыдающегося, но и не коротышка. Фигурой не атлет, но и не дохляк. Прическа разве только заметная, вернее, отсутствие таковой. И глаза под блестящей лысиной. Цепкие, внимательные, бесцветные, без малейшего следа каких-либо эмоций. Такие глаза сто пудов имеют привычку автоматически захватывать цель и просчитывать ее за доли секунды, прежде чем нажать на спуск. Например, меня лысый просчитал мгновенно, потому и не выстрелил. Хотя мог. Я заметил, как его взгляд прошелся по мне, как знак Зорро: росчерк — моя морда, росчерк — фигура, снаряга, росчерк — оружие, то бишь тепловой пистолет, ограничитель которого взведен на максимум.