Сергей Демьянов - Некромант. Такая работа

У меня никогда не получалось серьезно относиться к людям, склонным произносить пафосные речи и заламывать руки вместо того, чтобы сделать что-то действительно полезное. Они называют это художественным преувеличением, необходимым, чтобы подчеркнуть глубину своих переживаний. Я — враньем. Может быть, это потому, что мне нет никакого дела до чужих переживаний. Меня самого иногда поражает, каким черствым и бездушным я становлюсь, когда хочу спать.

— Колечко можете забрать, оно не пригодится, — сказал я. — Если я правильно понимаю, он просто заплатил за него.

— Это символ нашей любви, — растерянно улыбнулась Марина. — Вы не верите в любовь?

Почему-то этот вопрос не показался мне самым уместным в мире. Нет, я не думал, что она задала его с каким-то особенным подтекстом. Некоторые женщины используют его, чтобы быстро определить, с кем приходится иметь дело и в зависимости от полученного ответа относят собеседника либо к циникам, либо к неудачникам, либо к романтикам. Проблема была в том, что я вообще не очень понимал, что она имеет в виду. И был почти уверен в том, что она сама тоже не вполне понимает.

Найти партнера для стимуляции выброса в кровь фенилэтиленамина, а потом, когда кайф кончится, расстаться по обоюдному согласию? Я не назвал бы это любовью, хотя в мире существует множество людей, считающих, что это именно она. Просто она не бывает вечной.

Впрочем, даже многолетние совместные ужины и отпуска в Египте, штамп в паспорте, дача по выходным, пара детей и собака — все это не столько любовь, сколько элементы налаженного быта, маркеры удобного обоим сожительства. Не так плохо, если нет ничего другого. Проблема в том, что привычка получать по утрам чистые носки и завтрак, делить пополам траты и вместе смотреть телевизор никогда не оказывается сильнее смерти.

Я знаю это доподлинно.

— Кирилл Алексеевич, неужели вы не верите в любовь? — повторила Марина.

— Это никак не сказывается на моем профессионализме, — сухо отозвался я.

В стекла панорамных окон кафе стучал ветер. Сухой снег, легкий, как ангельская перхоть, сыпал и сыпал с неба, будто кто-то там, наверху, задумал утопить Москву в белом. Недовольно пофыркивали друг на друга машины, стоя в пробке. Неуклюжие с непривычки пешеходы месили ногами снег, толкались, поднимали воротники и ругались, поскальзываясь на льду. «Новогодний сейл!» — было написано в витрине магазина на другой стороне улицы. Я машинально прочитал это как «новогодний осел» и едва удержался от того, чтобы удивленно не заржать.

Марина закурила, нервно стряхнула чешуйку пепла в стеклянную пепельницу, как по волшебству материализовавшуюся перед ней.

— Спрашивайте, — предложила она. — А то я не соображу, с чего начать.

— Не возражаете? — Я вытащил из правого кармана диктофон и положил его между нами. — Естественно, я потом удалю файл.

— Все в порядке, — отмахнулась она. — Не такая уж это секретная информация.

Ник любил чернослив и терпеть не мог инжир. Говорил «буду скучать за тобой», однако по оставленному Мариной номеру телефона не позвонил ни разу. Нет, она не знает, кем он работал. Сказал, что родился в небольшом городке близ Харькова, но почти всю жизнь провел в Питере. У него были ухоженные руки, не как у других мужчин. Он любил, но совершенно не умел петь, увлекался велосипедными прогулками и изучением мертвых языков. У него были странного цвета волосы. Марина утверждала, что ее Ник — пепельный блондин. На самом деле он был просто серый. Как мышь.

Ни одна из этих черт по отдельности не казалась мне неприятной, однако все вместе почему-то раздражали. Я злился все больше и больше, но отказываться от работы не собирался. Не так часто мне попадаются такие простые и не требующие напряжения заказы. К тому же пора было платить за телефон и за электричество. И надо было купить наконец новые зимние ботинки. Блин, а ведь еще новогодние подарки! Ладно, подумаю об этом потом.

— Хорошо, достаточно. — Дослушав ее, я кивнул и выключил диктофон. — Я позвоню вам в четверг ближе к вечеру. Думаю, к этому моменту у меня на руках уже будут первые результаты.

— Так просто? — удивилась Марина. — Не понимаю, за что вы тогда берете такие большие деньги!

— За работу. — Я улыбнулся ей так вежливо, как только смог. — Шоу в цирке показывают.

— И все же? — упорствовала она. — Как я могу быть уверена в том, что вы — действительно хороший специалист и результат действительно будет? Я же понятия не имею, каким образом вы получите свои сведения! Может быть, вы соизволите хотя бы рассказать мне об этом?

Я вполне мог бы соизволить, однако это ничем бы не помогло Марине. Ей не нужны были сведения, которые она никак не смогла бы не только применить, но и просто соотнести с чудесной, безопасной реальностью, в которой привыкла жить. Она хотела, чтобы я дал ей уверенность — из рук в руки, как она сама только что дала мне деньги.

— Я обращалась к хорошим частным детективам, и мне сказали, что найти человека, имея такой набор исходных данных, невозможно, — продолжила она. — Прошло много времени, он мог обманывать меня. Вы же смотрите на фотографию и говорите, что отыщете его к четвергу.

Я не стал поправлять ее, хотя вовсе не обещал к четвергу уже закончить поиски и сдать работу. Наверное, следовало бы.

— Мои контакты вам дала Олеся Бойнич, — сказал я вместо этого. — Вы могли бы спросить у нее, смог ли я ей помочь и можно ли мне доверять.

— Но у меня особая ситуация! — возмутилась Марина. — Да, вы отыскали ее собаку, но в моем случае все намного сложнее! Поймите, я просто хочу быть уверена в том, что ваш профессиональный уровень достаточен, чтобы мне помочь.

Почти все мои клиенты свято убеждены в том, что их ситуация — особая. И все ошибаются. Меня сложно удивить, зато вполне можно разозлить. Я не самый сдержанный человек в мире.

— По крайней мере, вы могли бы показать мне что-нибудь из того, что умеете, — с обидой добавила она. — Олеся сказала, что вы экстрасенс... Не знаю, чашку хоть подвигайте.

Наверное, я мог бы пропустить это мимо ушей. Глупость и бестактность — не такие уж страшные преступления.

Кофе в моей чашке оставалось на донышке. Я отставил ее и принялся аккуратно складывать бумажную салфетку — пополам, еще раз пополам и еще. Это плохая привычка, но, когда мне нужно сосредоточиться и успокоиться, я всегда верчу что-нибудь в руках.

— Этого вы тоже не можете? — не унималась Марина. — Не знаю тогда... карты Таро? Сеанс гадания на кофейной гуще?

Я знаю, что это не оправдание, но у меня был действительно плохой день. Больше всего на свете я хотел попасть домой. Я так вымотался, что в меня уже не лезла еда. Я мерз — не от холода, от усталости. И ругал себя за то, что согласился приехать. В таком состоянии меня не следует подпускать к другим людям. Ради их же блага.