Ежи Тумановский - Город страшных снов

Полыхнуло так, что Егерю показалось, будто он ослеп.

Но уже через секунду все неприятные ощущения исчезли. Не останавливаясь, он рискнул приоткрыть глаза.

Егерю показалось, что он узнал улицу. Кажется, по ней он когда-то ездил в аквапарк. Только тогда дома не были похожи на оплавленные свечки под кислотно-зеленым небом. Проезжая часть была забита старыми автомобилями, а на тротуарах лежало много спящих людей. Продолжая бежать, Егерь легко перепрыгнул многометровую лужу, из которой в небо устремлялись многочисленные капельки воды, но удивиться не успел: к нему со всех сторон опять устремились знакомые темные фигуры.

Егерь резко свернул к ближайшей стене света, пробежал целый квартал с немыслимой скоростью и, зажмурившись, прыгнул в золотистое свечение.

Видимо, его начали загонять, как охотники загоняют дикого зверя — за мерцающей пеленой его уже ждали. Егерь набросился на темные создания и отчаянно рубил их саперной лопаткой, рубил и рубил, рубил и рубил до тех пор, пока не расчистил себе путь.

Сил почти не осталось. Пробежав насквозь еще две или три янтарные стены, Егерь понял, что выдохся. Он притормозил и рухнул на землю. Замер, глядя в бескрайнее небо, сквозь радужные круги, плывущие перед глазами…

Наверное, он отключился. Ведь небо было необычного цвета. Он даже помнил, как этот цвет называется: голубой. Небо было голубым, но Егерю было уже все равно. Раз темные сумели его загнать — значит, так тому и быть. Сил все равно больше нет. Возможно, ему снова предстоит погрузиться в анабиоз.

Возможно.

Что ж, пусть.

У руля общины остались сильные и умные люди, способные справиться со всем бедами ничуть не хуже, а то и лучше самого Егеря.

Открыв глаза, Егерь несколько секунд не мог сообразить: спит он или уже проснулся. Нелепое голубое небо над головой могло быть только во сне. Но главное — он больше не чувствовал тревоги и напряжения, бывшие в последнее время постоянной составляющей его жизни. На душе было легко и спокойно.

Странная мысль вдруг поразила Егеря: а что, если он просто умер после одного из переходов сквозь желтую стену и попал в загробный мир? А может, он и вовсе умер давным-давно…

Неподалеку кто-то осторожно откашлялся. Егерь вздрогнул и повернул голову.

Рядом с ним, оседлав вязанку хвороста, сидел мужичок в расстегнутой телогрейке, бесформенных серых штанах и засаленном картузе. На ногах у мужичка весело блестели ядовито-зеленые резиновые сапоги.

С любопытством глядя на Егеря, он аккуратно сворачивал самокрутку из тонкого листа бумаги и пригоршни старых ломаных папирос.

— Очухался, — добродушно констатировал мужичок, начиная слюнявить край бумажки. — Ты откуда ж такой чумной взялся? Со Свердловска, что ль?

Егерь нахмурился, собираясь с мыслями. Попытался встать.

— Лежи! — всполошился мужичок, едва не просыпав табак. — Только вот лежал-стонал, едва шевелился. Вот и лежи. Понесло его куда-то… Ложись, говорю.

Егерь послушно лег обратно на землю и снова уставился в голубое небо. Оно уже не казалось странным. Это было обычное небо из прежней жизни. И мужичок — тоже был прямиком оттуда же. А может быть…

Может быть, Егерь просто наконец очнулся от кошмара? Может, не было никаких желтых стен, красного неба, спящих людей в окружении костей и голодных собак?

Может быть, это все ему просто приснилось?..

— Иду, значить, — начал разглагольствовать мужичок, — и вдруг вижу: сполох желтый пошел. Это ж верный знак: кто-то из проклятого места бежать пытается. Встал, жду. Народ-то всякий оттудова идет, кто-то с собой и чего полезное тащит. И тут выбегает, значит! Черт!

— Черт? — снова вздрогнул Егерь.

— Агась. Это я тебя сперва за черта принял. — Мужичок довольно захихикал, поджег самокрутку и сладко затянулся. — Ты ж весь в какой-то черной дряни был. И дымился! Трудно, поди, там пришлось? В проклятом-то месте?

— Да уж нелегко, — согласился Егерь, соображая, что от словоохотливого собеседника можно получить всю необходимую информацию. — А ты, стало быть, тут живешь?

— Зачем тут? — удивился мужичок, скрывшись в клубах дыма. — У меня свой дом в деревне. Земля, хозяйство. Корову вот одичавшую вчера поймал. Заново приручать станем. Жизнь-то она налаживается.

— Много желтых стенок пересечь надо, чтоб из твоей деревни сюда дойти? — осторожно поинтересовался Егерь.

— Да что ты, что ты, — замахал руками мужичок, — нету у нас никаких желтых стенок. Это ж только вокруг Свердловска такая напасть. Проклятое место — оно и понятно.

— С чего ты взял, что проклятое?

— Так ходили наши мужики к вам туда сквозь стенки-то. Ружьишек хотели добыть да инструментов разных. Только долго не выдержали, в тот же час обратно прибежали. И больше ни за какие пироги идти не хотят. Страх, говорят, ползет на сердце, и даже молитва не помогает. Звери чудные бродят. Да и небушко там, сказывали, как в аду. Ты и сам, поди, видал?

Егерь промолчал.

— И с других деревень мужики тоже ходили, — пожал плечами мужичок, не дождавшись ответа. — С тем же и вернулись. Так что, по всем статьям и выходит — проклятое место. Грешили вы, городские, дюже много. Вот и вышло вам натуральное наказание.

— Значит, отсюда и дальше от города стен желтых нет? — чувствуя, как затрепетало сердце в груди, уточнил Егерь. — И небо… Оно здесь… везде такое? Ну… голубое…

— Чудной ты, — покачал головой мужичок. — Что с ним, с человеческим небом, сделается-то.

— Людей у вас много проснулось? — продолжил допытываться Егерь.

— Все, кто не помер, проснулись, — с недоумением пожал плечами мужичок. — Кто на день раньше, кто на день позже. А у вас, что же, до сих пор дрыхнут?

Егерь снова промолчал.

— От городские лежебоки! — хихикнул мужичок.

Егерь обвел подслеповатым взглядом окружающие его кусты и деревья, задумался. Всё, что говорил мужичок, полностью выбивалось из схемы и не стыковалось с полученным за последние недели опытом.

Мужичок несколько минут сидел молча, попыхивая своей самокруткой. Потом деликатно прокашлялся и спросил:

— А что, касатик, раз ты так ловко сквозь стенки сигаешь и жить в проклятом городе не боишься, может, принесешь мне оттудова кой-чего? Я в долгу не останусь. Овощей мы уже заготовили порядочно. Курица есть, хоть и дикая совсем. Пасеку я когда-то держал — мед будет. Тебе человечья еда — мне инструмент. Все по-честному. А то и… — Он прикинул что-то в уме. — А то и к нам в деревню возьму жить. Мы так-то городских не привечаем, дальше отсылаем, но нужного человека мужики разрешат оставить. Тебе даже держать свое хозяйство не понадобится — будешь только иногда в город заходить, да все, что скажем, носить.

Мысль была заманчивой. Поселиться здесь, в относительно нормальном мире, выращивать овощи в огороде и одомашнивать диких коров, не видеть кошмаров по ночам и не сталкиваться больше нос к носу с темными тварями. А город… пусть сам разбирается со своими проблемами. В конце концов, наверное, когда-нибудь желтые стены исчезнут, а банды перебьют друг друга, и тогда можно будет вернуться.