Александр Борисов - Прыжок леопарда 2

Вопрос о военной помощи в открытую не стоял, но плотно подразумевался. Обсуждался догмат о чистилище, о позволительности внесения изменений в канонический Символ Веры, о догматических расхождениях между Православной и Римо-Католической Церквами для достижения истинной Унии...

- Нешто поставили под сомнение земное наместничество, божественность сути и непогрешимость римского папы? - изумился Никита.

- Нет, - засмеялся Мирчо, - не успели. Вселенский Собор погряз в словесах. О бесплодности всех этих диспутов и речей говорил святой Марк Ефесский: это, мол, все равно, что петь для глухих, кипятить камень, или сеять на нем, писать на воде, или нечто другое подобное, о чем говорится в пословицах в отношении невозможного. Как ни очевидна была Истина, но латиняне не хотели ее видеть и слышать. Говорят, что трое монахов-отшельников из католиков захотели послушать прения по вопросу законности прибавления "Filioque" к Символу Веры. Выслушав речи и той и другой стороны, эти люди во всеуслышание заявили: "Нет сомнения, греки обладают истинной верой". За это их выслали, наложили епитимью и обозвали неучами, "которые не видят ничего дальше своей монашеской кельи".

- Денег хоть дали?

- Кой там! - отмахнулся Мирчо. - Оказалось, что у римлян нет средств. Папа своей буллой объявил индульгенцию всем, кто поможет ему содержать хотя бы Собор. Мы на собственном опыте узнали отношение к нам латинян, их коварство и высокомерие. Едва ли они будут готовы изменить что-нибудь из своих обрядов, едва ли будут способны чем-то помочь Византии...

Со стороны подворий донесся пастуший рожок, горланили петухи. Я смотрел на взрослого брата и думал о том, что рыцарский крест - ничто, по сравнению с крестом православным.

- М-да, - мрачно произнес полискарь, - то-то я и смотрю, турка зашевелился. Ему уже донесли. Я сам-то с утра собирался в Сигишоар, навести кой-какие справки...

- Уезжай, Никита, - с жаром откликнулся Мирчо, - уезжай, как можно скорее и дальше. Влада вон, с собой забери. Соглядатаи донесли, султан ополчился походом на Трансильванию. Кроме как через земли влахов, пути для него нет...

Рыжий дьяк оказался проворней. Он поймал на лете мою руку, а то б я отвесил брату хорошую оплеуху. От беспроторицы меня затрясло. В глазах потемнело.

- Ты что, василиск, трусом меня считаешь?! - почти прорычал я. - Да я боевым копьем любую кольчугу проткну!

- Окстись, княжич! - укоризненно молвил Никита. - О какой сече может идти речь? Ты хоть себе представляешь, чем может закончиться открытая война с басурманами? Валахию утопят в крови и станет она пашалыком - османской провинцией, отвоеванной для Аллаха. Нет, без венгров нам с турком не справиться. Сигизмунд это прекрасно знает, вот и держит вашу семью на аркане. Упаси Господь, ему донесут, что твой батько сейчас в Андрианополе...

- Как?! - я на минуту опешил.

- А вот так! - тихо сказал Мирчо. - Я временно остаюсь на княжении, а ты должен уехать. Раду не тронут, он еще мал. Рыжий Лис способен на все. Он знает, что проще всего надавить на родителя через его чад. Мне было примерно столько, сколько тебе сейчас, когда отец вспоминал, как сопровождал в город Констанцу чешского Яна Гуса. Этот человек был священником и деканом философского факультета в пражском университете. Он прилюдно протестовал против папских злоупотреблений и говорил так: "Единственный глава церкви - Иисус Христос, единственный авторитет в религиозных вопросах - Святое Писание. Верующая совесть не может подчиняться чьей-либо силе".

И вот, этого божьего человека вызвали на собор. Чехия не хотела его отпускать. Сигизмунд целовал Евангелие и прилюдно клялся короной, что не будет над ним никакого насилия. Но папа римский сказал, что клятва еретикам не требует исполнения. В итоге, его сожгли. Запомни, Владимир: и ты, и я, и отец для католиков всего лишь язычники, в отношении коих позволено все. Вот почему я настаиваю, уже как господарь: тебе нужно уехать!

- Ты баил, что умеешь управляться с копьем, - хитро улыбнулся Никита. - У тебя есть возможность доказать это прилюдно. По осени начинаются рыцарские турниры. Первый из них - в Нюрнберге и мы, в аккурат, на него поспеваем...

Я проснулся со светлыми чувствами. Вероятность, в которой мне довелось побывать, таила в себе интригу. Чью сущность я контролировал? Кем были, Никита и Мирчо? Эти люди давно уже умерли, но в своем эталонном времени в тысячный раз продолжают очерченный звездами путь. Наверное, это важно. Ночь прошла без кошмаров и нервотрепки - уже за одно, это, я должен сказать им спасибо.

На часах было шесть утра. Я думал, что встал раньше всех, но ошибся. Новый день в этом веселом доме начался очень ранним похмельем. В районе поленницы дров одиноко блевал Угор.

- Штос! - позвал я его.

- Что надо? - неприветливо откликнулся он, - неужели не видишь, я занят?

- У тебя в роду не было чукчей?

- А по соплям?! - бедный мужик, так разозлился, что даже блевать перестал.

- Я тебя серьезно спросил, без подвоха.

- Ну, бабка моя саамка. Мать - финка, родом из Выборга, девичья фамилия Карванен. Тебе-то это зачем?

- Болеешь ты сильно после "этого дела"! У малых народностей Крайнего Севера в организме отсутствует ген, расщепляющий спирт. Водка для них и свет и проклятье. Если кто-то на стойбище не выпивает - значит, это грудной ребенок.

Угор поскучнел:

- У тебя все?

- Хочешь, вылечу? Ну-ка дай сюда руку!

- Да пошел ка ты нах, темнило!

За спиной хлопнула дверь. На крыльце нарисовался Мордан:

- А ну прекращаем базар! Что это тут еще за разборки?!

- Да вот, апельсин! Сколько знаю его - ни разу не поздоровался. А тут в душу лезет: откуда мол, гены такие, не от хреновой ли родословной?

Давненько меня так едко не пародировали. Все в точку: интонации, голос и менторский тон человека, прожившего восемь жизней. От кого, от кого, а от Штоса я такого не ожидал. Мордан, видимо, тоже.

- Напрасно, Валера, - вымолвил он, досыта насмеявшись, - если Антон спросил - значит, так надо. Он же у нас типа доктор. Любую болезнь отмажет, даже твою.

- Это какую мою? - спросил Угор с подозрением.

- Ну, типа, сделает так, чтоб тебя не трясло "с бодуна". Или, чтобы сейчас...

- Гонишь! - выпалил Штос без малейших раздумий.

- Спорим на литр?

- На ящик!

- Годится. Делай, что он сказал.

Бригадир ощетинился, как двоечник перед поркой. Мысли в его голове дрожали, как заячий хвост.

Ни хрена не выйдет у этого Айболита. Тут медицина бессильна. Жаль, конечно, ну и хрен с ним, зато ящик, считай в кармане, можно поправить голову. Господи, да хоть бы чуть-чуть полегчало! Только я все равно не признаюсь, даже если будет полегче. Скажу, ни хрена не вышло у этого апельсина...

Он ждал предсказуемых действий: чудодейственных заграничных таблеток, элементарного массажа, внушения, гипноза на уровне Кашпировского, а я уже