Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

— А ты откуда знаешь, что в бутыли? — спросил вдруг Голова.

— Поживи с мое, красавчик, — гоготнул Чич.

Его тощие ученики свалили нам под ноги мешки. Тимур забрал бутыль, сунул в короб, подвесил за спиной. Ахмед вообще отвернулся, побрел себе взад, с камня на камень запрыгал. Солнце уже почти скатилось, темнело быстро. Я себя будто голый чувствовал, впервые в промзону без брони и меча вышел.

— Чито теперь, уважаемый? — поклонился Чичу Рустем. — Поздно уже, может бить, завтра будем договор писать?

Вдруг я снова картинку увидел. Того же Рустема, но с другой стороны. Вроде как… глазами отшельника, что ли. Хотя быть такого не могло! Недолго смотрел, и сглотнуть-то не успел, но успел напужаться. Чич… он вроде как не просто видел, как обычные хомо видят, он вроде как на язык пробовал. Нет, ешкин медь, это тоже неправильно, никакого языка не было! Эх, жаль, что я не такой умный, как Голова, толком объяснить не могу. Языка не было, но отшельник каждого из нас по вкусу разделял. И от Рустема его почти тошнило. Врал маркитант, всем подряд врал и, что судью-отшельника за друга держит, притворялся. Трусил он, здорово хвост поджал, но скорей бы помер, чем показал слабину. Ну чо, меня от его вкуса чуть не вывернуло, ага, уж не знаю, как однорукий терпел. А может, он и не мучился особо, может он к разным людям попривык?

— Да, ребятки, нам пора, грибков еще пособирать надо, — слишком охотно согласился Чич и затопал куда-то в сторону. Ученики за ним, как утята за мамкой, пристроились.

— Извини, дарагой, провожать вас некогда, — совсем другим голосом сказал Рустем, едва отшельник скрылся в кустах. — Сами дарогу найдете, да? Только пагади немного, ми первые уйдем. Нэ надо нам вместе ходить.

Хотел я сказать, что гады они, с одними ножами нас посреди промзоны бросают. Потом вспомнил про гранатомет и печенег в мешках, маленько успокоился. Рыжий нагнулся, стал в мешок впрягаться, Тимур жирный лыбился и быстро так пошел, Ахмед куда-то делся. Вдруг справа, с Асфальта, поднялась стая бабочек, я еще удивился маленько, они же дохлятину заранее чуют. Такие уж антиресные птички, еще никто не помер, а они — тут как тут.

— Славка, ты глянь… — как-то шибко тихо пропел Голова и упал на коленки.

А я упал рядом с ним. И в третий раз башка затуманилась. Спереди я видел кусок стены с дырами-окнами, на него падальщики слетались. Высокий кусок, этажа четыре, остальной дом давно завалился. А сбоку видел Ахмеда, он к стволу калаша какую-то трубку круглую прикручивал и зубы скалил. Никуда я больше поглядеть не мог, как ни старался, хотя коленками чуял острые камни, а потом и вовсе брюхом вниз повалился. Ну чо, харю не разбил, и то хорошо. Еще и рыжего за ворот сцапал, вместе грохнулись. Рыжий удивился, ешкин медь, залопотал чо-то, дурья башка.

А над нами пульки уже засвистели. Вот какая приспособа у Ахмеда хитрая оказалась, чтобы без шума стрелять! Какой там бабах, вообще ничего не слыхать, вроде как щелкнуло маленько.

Ясно стало, на кого птички слетались, это ведь нас тут некультурно угробить собрались!

Кажись, Голова заворчал, руку мою спихивает, дык хрен меня спихнешь, если навалюсь, я же корову за копыто на спину кидаю, ешкин медь! Хотя он прав, рыжий-то, надо немедля в сторону скатиться, ежели в тебя целятся! Но скатиться не пришлось. Увидал я прямо перед собой круглую рожу Тимура, близко-близко. Только понял уже, что не я вижу, а кто-то другой за меня смотрит. Ну чо, глазья у Тимура стали вдруг такие, будто мертвяк на него прошлогодний с топором кинулся. А может, он мертвяка и увидал, кто ж теперь скажет? Сам белый сделался, морда потом покрылась, рот набок свело, глазья близко-близко, впритык совсем. И орет, ух как он орал, спаси нас Факел от такого!

Мне вдруг стало ясно, что его кто-то держит, за ухи, что ли, и к себе впритык тянет. Когда совсем впритык стало, в каждый глаз Тимура вроде языка воткнулось. Или вроде пальцев мягких, сморщенных, только без ногтей. Быстро так, я приметить не успел, может, вовсе и не пальцы?

— Живы, красавчики?

Проморгался я, кое-как кости в кучу собрал. Ешкин медь, коленки дрожат, пальцы занемели, чо со мной? Голова так вообще захрипел, мешок свой обнял и лежит, трясется.

Чич стоял над нами, тихий, ласковый, с посошком. Учеников было не видать. На краю поляны, заваленной битым кирпичом, я приметил Тимура. Короба на спине маркитанта уже не было. Сам он вел себя забавно, что ли, никуда уже не бежал. Сидел, привалившись к той самой четырехэтажной стене, отсюда ее плохо было видать. Сидел, лыбился, ага, слюни пускал, вроде как на солнышке грелся. Только солнышко закатилось почти. Поганое время на промзоне наступало, сумерки — они даже хужей полного мрака. Всякая дрянь из нор вылазит перья почистить. Вдали на огнеметных башнях зажглись костры родимого Факела, справа разгорались огоньки асфальтовых.

— Разлепитесь уже, а то срамно как-то, — сказал Чич.

Глянул я, обалдел. Некультурно я на рыжего навалился. Кое-как разлепились. Голова отряхнулся, вскочил, быстрей меня смекнул, куда ветер задувает.

— Тут такое дело, — культурно запел Голова. — Поскольку вы среди населения уважаемый справа-защитник и вообще известный про-дюсер, мы категорически рады…

— Шибко умно говоришь, механик, — перебил Чич. — Девке-пасечнице спасибо скажете.

— Ну да… то есть как? Чо… ты чо с нами сделал, колдун?

— С вами ничего, — отшельник вынул из торбы бахромчатый мухомор, сунул под маску, громко зачавкал. — Эх, слабоваты пока грибки, не натянуло покамест. Хотишь кровь взбодрить?

— Нет уж, спасибо, только мухомора мне не хватает…

Я следил за Тимуром. Он пополз на коленках, стал зубами рвать траву.

— Ты убил их, отшельник? Всех троих убил?

— Ты что, красавчик? — Отшельник весело заржал. — Все тут живы. Погляди на меня, убогого. Разве я кого могу зашибить?

— Ты… ты их заколдовал.

— Не пойму, о чем ты твердишь.

В этот миг мне почудилось, будто он меня отпустил. Будто до сих пор держал цепко, единственной своей ручкой прямо внутрях башки держал. И разом отпустил, ешкин медь. Сразу запахло отовсюду травками, и грязью с отстойников, и блевотой маленько, и порохом. Ученик Чича вел за собой Рустема. Глазья у того запали внутрь, штаны намокли, обделался маркитант. То есть, вроде как Рустем, а глянешь впритык — волосы дыбом встают. Мелкий ученик на ходу поправлял и завязывал свою маску.

— Ну что, кто тут мертвый? — Чич дожевал мухомор. — Ты подумай, факельщик, прежде чем слово сказать.

— Мы все поняли, — снова влез Голова. — Мы ничего не видели. Обменяли товар, потом все разошлись. Отшельник ушел, маркитанты ушли.

— Вот как ладненько, — покивал Чич. — Долго проживешь, красавчик. Теперь слушайте оба. Хасан вас убивать не хотел, раз трубу под рекой искать поручил. Это Рустема жадность загрызла. Уж больно не хотел с гранатами расставаться. В караване половина товаров его, чужих он бы все равно не пустил, тем более — русских… Так что вы пока к Хасану не ходите. А пушки лучше заройте, ладненько? После сгодятся.