Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

Рыжий по пути дверцу железную от щитка отодрал, удобная штука, как квадратный щит.

— Ноги береги!

— Вон еще один. Дави его!

— Ты глянь, у него спина светится!

— Ага, светится. Иди, погладь его!

За первый люк выскочили, давай его за собой закрывать. А из-под пола дырявого еще ползут и ползут, спаси нас Факел. Вот они морды задрали, ножками мокрыми толкаются, и всей толпой — к нам…

— Живей, навались!

Уфф, ешкин медь, сердце чуть не выскочило. У меня оба ножа и руки по локоть в ихней слизи и крови холодной, Голова внаклонку стоит, за яйца держится и ржет.

— Ты чего такой счастливый? Порвали что ли, а ну покажь!

— Кабы порвали, не радовался бы. Но штанов кусок отхватили, дырка теперь.

За второй люк пролезли, и бегом — наверх.

— Славка, ты видел там внизу, в шкафу? Ну в щите ликтрическом?

— Чо я там должен увидеть? Я смотрел, чтоб тебе горло не прокусили.

— Там вроде кормушки было и куча костей трухлявых.

— Кто ж их кормит? Не дьякон же… — Я бежал вверх через три ступеньки и все пытался представить, как мой отец кормит крысами болотных червей. Чо-то не получалось у меня такое представить, ни в какую!

Это хорошо, что я ножи в кулаках так и сжимал. Дык пальцы-то, как сжались с перепугу, так и не растопырились пока. Берегинь было двое. Одна кинулась сбоку, из тесного тоннельчика, где висели пучками кабеля. Другая прыгнула сверху, с лестницы, целя ногами в харю.

Напали молча, одеты как мужики, в штаны и длинные легкие кольчуги. У каждой — по два клинка полуметровых, ешкин медь. Ну чо, против них я со своими ножиками смешными, как воробей против рукокрыла.

— Эй, девки, обознались, что ли? Это ж я, Твердислав, Назаров сын!

Удачно Голова дверку железную внизу оторвал. Как щитком, прикрыл меня сбоку, клинки по металлу шваркнули, аж искры полетели. Пока берегиня по новой целилась, я отмахнул ножами крест-накрест, порезал ноги той, что сверху падала. С трудом порезал, ага, успела мне промеж глаз пяткой засветить. С левой руки нож вырвался, сломался, не удержал я его. Хотел бабу шальную маленько раскрутить и об стенку, чтоб, значит, дурные мысли повышибить. Обычно неплохо помогает, ага. Но эту раскрутить не вышло, чисто змеюка, извернулась и взад отскочила. И шипит как змеюка.

— Голова, дай нож!

Та, что слева на щит напоролась, отпрыгнула — и снова молча к нам. Клинки у ней, прямо как когти сатанинские, не к ночи помянуть, ежели рыжего зацепит — все, хана ему! Я рыжего за спину себе засунул, дверцу удобнее перехватил и сбоку девке по башке как врежу! Пузо открыть пришлось, так и знал, что не удержится, на замахе в ноги мне кинется.

Порезала, сука такая, кровь из меня пошла. Но до кишок не достала, локтем маленько прикрылся. Зато какая музыка из ейной башки полилась — ну прямо райская сифония. Это Голова потом так рассказывал, мол, райская сифония полилась. Никакая не музыка, а кровища у берегини из носа и ушей хлынула, когда я ее углом железным дверным в маковку отоварил.

На бок завалилась, клинки уронила, пол ногтями скребет! Мне бы в харю ей заглянуть, кто такая. Вроде всех берегинь на Факеле знаю, хоть они особо бесед ни с кем не ведут. Дык заведено у них так, только Ольга, старшая ихняя, на Советы к дьякону ходит, а прочие на людях молчат и лица прячут. Такой уж у них постриг — хранить нефть и прочие богатства Факела, хранить сам факел, главные бумаги и власть дьяконов. Если какой бунт случится, берегини Огня своими клинками всех порежут, лишь бы дьякону угодить. Никто из парней к ним не цепляется, и малину собирать не зовут. Нельзя им с мужиками жомкаться, можно только молиться и целыми днями кинжалом махать.

Короче, не успела эта свалиться, как товарка ее вновь на меня скакнула. Я махнул ножом — мимо. Вот так бабы, не зря их дьякон в охране держит! Руку обожгло, бок обожгло другой, рубаха мокрая стала. Пока кожу до конца не пробила, но все к тому идет.

— Голова, давай беги, карту уноси, — говорю. — Ты тут мне все равно не помощник. Беги, пока я ее держу.

— Не брошу тебя, — уперся рыжий. Выдрал из руки упавшей девки клинок, мне сунул.

Забавная штука, кинжал называется. Охотникам такие вовсе ни к чему, мы с тяжелым железом ходим. Эх, мне бы меч, я б ее живо на два метра отодвинул!

Берегиня опять напала молча. Ну чо, сколько драться приходилось, не встречал еще такой скорости. Ну не мог я ухватить миг, когда она начинала бросок. Так умеют змеи, твари всякие хищные, но даже кио так быстро не дерутся.

Хорошо, теперь у меня кинжал тоже длинный. Впереди себя выставил, да зря. Девка пополам сложилась, сбоку извернулась, одним клинком мне снизу в подмышку метит, другой — по кругу полетел. И выбора не оставила — либо позади шею насквость проколет, ешкин медь, либо спереди артерию вскроет. Это я уж после додумывал и трижды Спасителю помолился, что жив, чудо да и только! А в тот миг не до мыслей стало, ага.

Башку наклонил, лезвие позади по затылку скользнуло. Левую руку ее отбил, локтем в харю двинул, зуб ей точно выбил. Зуб выплюнула и снова шипит. Оказалось, снова порезала. Уже в трех местах меня порезала, сука, но пока несильно лило.

— Рыжий, беги!

Голова второй раз ждать не стал. Рванул вверх по ступенькам. Ну чо, ежели с умом побегет, так не через главный выход, а сквозь столярку, потом по отхожим ямам — и под стеной, где ров новый роют. Там патрульные добрые, стрелять не станут, только сегодня хвалили же…

— Эй, как тебя там? Хватит уже, я Твердислав, из охотников!

Платок у ней низко на лбу был надвинут, а харя темным выкрашена, хрен узнаешь. В третий раз в лоб прыгать не стала, по кругу заходит, а кинжалы так и пляшут, так и пляшут в руках. Тут меня осенило, что ли, девка эта от меня тоже вся в изумительных ощущениях. Почти как я от нее, ага. Видать, никак поверить не может, что после ее кинжалов человек на ногах стоит.

Берегиня прыгнула, перекрутилась вся, кинжалы вокруг меня свистнули. А я товарку ее оглушенную за шкирку поднял, ею прикрылся. До конца прикрыться не успел, в боку кинжал застрял. Ну чо, смутил я ее, кинул в нее подружкой, сам с правой как врежу! Лезвие убрал, кулаком бил, думал, оглушу — и ладно. Куда там! Извернулась, едва глазья мне не порезала. А вторая-то вновь повалилась, как мешок прямо.

Тесно нам было на железной площадке. Я подумал — она все равно быстрее, сбежать не даст, доконает. Дождется момента и всадит нож снизу в горло. Или промеж ног. Один вариант ее победить — обе руки схватить и ломать, ломать об стену, о колено, как медведь ломает. Иначе хана мне…

Вдруг наверху светлее стало, и до нас свет долетел. Я сперва решил — рыжий совсем дурной, лампу запалил и взад спускается. Но там был не Голова, трое или четверо мужиков по железным листам сапогами бухали.